Баллада Редингской тюрьмы. Оскар Уайльд

целовал разбитые уста;

      Что если Он со мной наедине

      Сидит, покинутый людьми, и плачет

      обо мне?

      Извилистую раковину прочь

      Отбрось ты, Память; лютню ты разбей,

      О Мельпомена; музыке невмочь

      В слезах рассеять множество скорбей!

      Умолкни, Филомела, не дразни

      Сильванов жалобой твоей в нетронутой

      тени.

      Умолкни, птица, или перенять

      Попробуй лад смиренного дрозда;

      Отчаяньем не стоит опьянять

      Лесов английских даже и тогда,

      Когда Борей уносит песнь твою,

      На юг, назад, чтобы звучать в Давлийском

      ей краю.

      Мгновенье, и взволнуется листва:

      Эндимион почувствует луну,

      И Темза дрогнет, услыхав едва,

      Как начал Пан выманивать одну

      Наяду из пещеры голубой,

      Заворожить ее готов тростинкою любой.

      Еще мгновенье, и заворковать

      Голубке; серебристая краса,

      Дочь волн руками рада обвевать

      Любимого, когда через леса

      Золотокудрый мчится, взволновав

      Дриопу; правит лошадьми веселый царь

      дубрав.

      Мгновенье, и нагнется сонм дерев,

      Целуя Дафну бледную, когда

      Очнется лавр, а Салмацис, узрев

      Ее красы, являет без стыда

      Луне свои, тогда как Антиной

      С улыбкой сладострастной шел вдоль Нила

      в час ночной,

      На красный лотос черный дождь волос

      Своих роняя, и погружена

      В струящееся море свежих роз,

      Нетронута, полуобнажена,

      Сияет Артемида, и в своем

      Зеленом капище пронзен олень ее копьем.

      Молчи, молчи, ты, сердце, замолчи;

      Ты вороновым не маши крылом,

      О Меланхолия, в глухой ночи

      С воспоминаньем грустным о былом;

      И прекрати, ты, Марсий, скорбный стон!

      Напевов жалобных таких не любит Аполлон.

      Мечтаний больше нет. В лесах мертво,

      Смолк на полянах ионийский смех,

      В свинцовых водах Темзы ничего

      Не видно; отзвук Вакховых утех

      Рассеялся. Настала тишина,

      Лишь в Ньюнхэмском лесу еще мелодия

      слышна,

      Печальная, как будто сердце в ней

      Людское рвется, ибо в наши дни,

      Привязчивая музыка родней

      Слезам, и память музыке сродни;

      Что, Филомела, скорбный твой завет?

      Нет ни сестры твоей в полях,

      ни Пандиона нет,

      Но и жестокий властелин с клинком

      В кровавой паутине древних дат

      И родословий больше не знаком

      Долинам здешним, где валяться рад

      Студент с полузакрытой книгой; там

      Влюбленным сельским хорошо гулять

      по вечерам.

      А кролик прыгает среди крольчат,

      Жилец прибрежных ласковых лугов,

      Когда мальчишки бойкие кричат,

      Приветствуя регату с берегов,

      А паучок, неутомимый ткач

      На маленьком своем станке, не зная неудач,

      Работает,