Родом из детства. Алексей Курилко

сделать в любом месте города.

      – Славно придумано.

      – Ещё бы.

      – Слово покойной. Пока есть такая возможность.

      – С удовольствием скажу. – Она протянула рюмку. – Плесни-ка мне, живчик.

      Я наполнил наши рюмки.

      – Буду краткой. Я ни о чём не жалею. До встречи в аду!

12

      Зачем я так много пил?

      Этот вопрос всегда задаётся в прошедшем времени. Что совершенно бессмысленно. А в настоящем времени… А в настоящем времени – зачем я так много пью? – его никто себе не задаёт. Хотя в ту минуту его актуальность трудно переоценить.

      После ресторана мы с Евой отправились к её подруге, которая пила за троих и материлась, как старые актрисы провинциального театра. Она тоже, как и Ева, была еврейкой, её звали Сима.

      Помню, она смешно рассказывала о своих старших братьях-близнецах:

      – Их зовут Алик и Геночка. Все, от мала до велика, всегда их так называли – Алик и Геночка. Только в такой последовательности. Как Зита и Гита, как Том и Джерри, как Лёлик и Болек, мать их так! Сначала именно Алик, потом Геночка – никогда наоборот. До сих пор. Им сейчас уже восемьдесят на двоих, поседели, как снега Килиманджаро, а всё ещё Алик и Геночка, едрит-карбит.

      Прошлой осенью Алик встретил на редкость приличную девушку Тину, и та Тина засосала его настолько, что спустя буквально месяц он предложил ей и руку, и сердце, и все остальные немаловажные органы своего организма. На свадьбе присутствовала вся родня, включая бабушку Иду, которая с юности всем кишки крутила так, что я не знаю, как с ней бедный дедушка не нажил рак и нервное расстройство себе на голову. Так вот, на той свадьбе у Алика и Тины бабушке дали слово, и она начала свой грёбаный тост привычным: «Дорогие Алик и Геночка…». Господь не даст соврать. Я ржала так, что у меня лопнула резинка на трусах.

      Мы пили всю ночь. Сима, казалось, не пьянела, но потом вдруг взяла и отрубилась. Сидела, пила и смеялась, а потом закрыла глаза и медленно завалилась набок.

      Мы тоже пошли спать. В другую комнату.

      Проснулись вечером и снова всю ночь фестивалили. Под утро уехали к Еве домой.

      На следующий день, часам к трём, Ева снова позвонила своему лже-племяннику Лёве.

      Наркотики сменяли алкоголь, алкоголь – наркотики…

      В таком же духе прошло ещё три дня.

      Жизнь то обретала новые краски, то совершенно теряла цвет. Сутки больше не делились на день и ночь. Время остановилось для нас… Свет сменялся тьмой, а тьма светом, но они не оказывали никакого влияния на наше существование.

      Пару раз мы ездили в ночной клуб, где я однажды устроил драку с розовощёким блондином из Германии. Мне показалось, будто он приставал к Еве. В результате нас троих выставили из ночного клуба. С немцем я тут же помирился, хотя он ни слова не понимал по-русски. Да и я с немецким не в ладах.

      Я ему говорил:

      – Гитлер капут?

      А он с воодушевлением подтверждал:

      – Я, я, капут.

      – Ну тогда, – говорил я, – хэнде хох и шнеля к нам в хаус, у нас есть шнапс.

      – Гуд! Гуд!

      Когда приехали к Еве,