Исаев и его крест. Нао Хольм

с улыбкой:

      – Я сначала подумала, что мне показалось, а теперь – точно! У тебя один глаз голубой, а второй карий.

      – Д-да, – оробел Ваня от пристального и неожиданного внимания. – Гетерохромия называется. У меня, у брата, и у деда была.

      – Ты красивый мальчик,– улыбалась Маринэ. – Сколько тебе лет?

      – Шестнадцать исполнится в сентябре.

      – Да? Это уже вот-вот. И кудри у тебя такие светлые, и роста много.

      – Сто семьдесят пять сантиметров уже.

      – Да? – рассмеялась Маринэ беззлобно, и они пошли дальше. – Я думала, выше. Что будешь в лагере делать?

      – В шахматы буду играть.

      – Умный, значит?

      – Надеюсь.

      – Мой брат в этой смене. Ему пятнадцать. Будет с тобой в одном отряде. Он тоже, если хочешь знать, хорошенький. Девчонки по нему сохнут. Теперь ты ему составишь конкуренцию. Муратик станет злиться.

      – И пожалуйста, – рассмеялся Ваня.

      – Можно спросить тебя, Ванек? – улыбнулась медсестра. Ветер трепал её влажные волосы.

      – Можно, – Ваня любовался и мечтал, чтобы Марина Тимуровна не заметила его взглядов. Ему было очень лестно, как уважительно Маринэ с ним говорит, и, кажется, он был готов согласиться на всё.

      – Почему ты опоздал на смену?

      – По семейным обстоятельствам.

      – Я поняла, что не из праздности. Дома проблемы? Тебя никто не провожал.

      – Я бы не хотел … – промямлил Ваня. Всё-таки красивых бедер и плеч оказалось недостаточно, чтобы сразу развязать ему язык.

      – Скажи, я не стану болтать в лагере.

      Ваня не хотел говорить.

      – Даже брату не скажу.

      – Бабушка у меня очень болеет, – сдался Ваня, – родственники уже делят наш дом. Меня отправили в лагерь, чтобы я не спорил.

      – Родители где?

      – У меня только бабуля и брат.

      – Ясно, – кивнула Маринэ. – В лазарете есть телефон. Захочешь поговорить с бабушкой – заходи.

      – Ладно, – буркнул Ваня, стесняясь.

      – Заходи, говорю, – настаивала она, заглядывая Ване в самые глаза, – не думай даже! Доктора Соломятина не бойся, он только с виду страшный, на самом деле ему все равно. Придёшь?

      – Приду.

      – И не кисни, – похлопала она Ваню по плечу, – прорвёмся.

      Ваня кивнул:

      – Прорвёмся.

      В лагере был тихий час, потому вокруг царил покой. Умытый дождем сосновый лес шумел и сыпал иголками. Ваня обходил мелкие лужи на тропинке. Он признал, что в «Васильке» необычно. Домики-корпусы с треугольными крышами украшены деревянной резьбой и стоят на высоких сваях, как на курьих ножках, и тянутся по берегу широкой Зеи. Быстрая вода сверкала между прямых корабельных сосен и цветных крыш. Над тропинками растянулись флажки и гирлянды. На площади пионеров развивалось красное знамя. Торжественно.

      Исаев не спешил. Ему хотелось все рассмотреть, пока вокруг не снует толпа отдыхающих: вот фигурные крылечки с петушками, вот крашеные балкончики с злеными перилами, вот флюгеры – мельнички