Цербер. Найди убийцу, пусть душа твоя успокоится. Александр Гоноровский

дело:

      – Вам предписано немедленно предстать перед государем нашим Николаем Павловичем, – закончил он.

      Татищев без всякого сочувствия взглянул на Бошняка:

      – Мой вам совет – хорошенько подготовьтесь к аудиенции.

      Бошняк сидел в Комендантском доме в кадке с горячей мыльной водой. Слуги суетились вокруг с бритвой, ножницами, мочалкой и полотенцем. В воздухе клубился душистый пар. Надзиратель набил трубку, бережно опустил в чашечку уголёк, подал. Бошняк вдохнул дым. Сквозь прикрытые веки он следил за движением теней в тумане.

      Лихарев всегда был рад его приезду. Имение оживало. Суетились слуги – накрывали стол к чаю. Из-за большого окна в гостиной солнца внутри было столько же, сколько и снаружи. Тонкий фарфор чашек звенел от его лучей.

      – Нельзя одновременно стремиться к диктатуре и желать республики, – говорил Бошняк. – Выберите что-то одно, господа. Желать всего значит ничего не получить.

      В комнату, где стояла кадка с водой, вошёл плац-майор Аникеев:

      – Пора, Александр Карлыч.

      – Ногти! – сказал Бошняк. – Постригите мне ногти.

      Плац-майор с пониманием кивнул, вышел и, чтобы не студить комнату, плотно закрыл за собою дверь.

      Казённый экипаж ждал. Солдат нёс к Комендантскому дому дрова. Пунцовые от холода руки. Весёлый глаз. Небо, подобранное под цвет солдатских рук, роняло отблески на рыхлый лёд Невы.

      Изо рта летел густой пар. Бошняк сел в карету. Сторожа открыли воротные створы, соскребая железом намёрзший лёд. Кучер прикрикнул на лошадей.

      Прогремев по мосту, экипаж покатился вдоль набережной. Дома стыли. Проплывающие над головой стёкла окон не пропускали свет.

      На небольшом отдалении за каретой двигались сани, запряжённые простой кобылой.

      Санями правил второй ищейка. Первый вместе с Лавром Петровичем сидел на скамье, укрывшись овчиной. Выпуклые глаза Лавра Петровича, казалось, блуждали без цели.

      – Если права полячка, – сказал он, – и все убиенные на тайные общества доносили, то сей час объявится наш аспид…

      – А если не объявится? – спросил первый ищейка.

      – Наше дело проверить, – ответил Лавр Петрович.

      – Как же мы его узнаем? – встрял в разговор второй ищейка.

      – Дубок ты, братец, – ответил Лавр Петрович. – Экипаж глядеть надо, который за нашим доносчиком увяжется.

      Кричали форейторы. Навстречу пронеслось несколько экипажей с публикой в маскарадных костюмах. Домино, коломбины, весёлые монахи…

      – Чего это они? – спросил первый ищейка.

      – Маскарад сегодня, – отозвался Лавр Петрович и поглядел на усиливающийся снег. – Весенний.

      Повернули на Невский, поехали не спеша, не теряя из виду экипаж Бошняка. В окнах вспыхнул закат. Ударили городские часы.

      Казённая карета повернула на Сенатскую площадь. Здесь было людно и светло. Херман Хиппель, вопреки распоряжению, запалил фейерверк и теперь ждал наказания. В бледных сумерках отсветы искр играли на медном Петре, оседлавшем кургузого коня. Взгляд царя ничего хорошего немцу не обещал.

      Второй ищейка