Марьянина топь. Инна Истра

ты ничего не видела и на поле утром не была. Я сама залом нашла. Ни к чему тебе, если пересуды по деревне пойдут, что ты на рассвете по полям носишься. Поняла?

      – Да, – кивнула Фроська.

      – Я сама с ведьмой разберусь. А ты беги сейчас домой, мать, небось, тебя обыскалась.

      – А ты что будешь делать?

      – Что надо, то и буду, – сердито сказала Олеся, – главное запомни – ты ничего не знаешь. Я приду, расскажу о заломе матери, и ты вроде как услышишь. Ясно?

      – Ясно, – ответила Фрося и побежала со всех ног домой, где мать отругала ее за долгую отлучку.

      Ненависть к Анне переполняла Олесю. Ведь что удумала, что сотворила мерзавка, смерти Олесиной захотела. Теперь чтобы снять заклятье, надо идти в деревню Борки, на поклон к старой Кузьминичне. А старуха та вредная, мало того, что за работу запросит немало, так еще и покуражится обязательно. Любит она, чтобы попросили ее, поунижались, на коленях поползали, знает хрычовка, что раз к ней обратились, то дошли люди до крайности и другого выхода у них нет. Больше всего Олесе хотелось сейчас же пойти к Анне, вцепиться ей в волосы, отмутузить, оттаскать за косы. Но одна идти к ведьме в дом она побаивалась, хотя физически была гораздо сильнее обидчицы. Изба Анны стояла на отшибе деревни, на краю глухого оврага, случись что – никто и не узнает. Не то чтобы Олеся всерьез думала, что ведьма превратит ее в жабу или крысу, но мысль о том, чтобы прийти к Анне вызывала неприятный холодок где-то внутри. Подумав, Олеся решила подкараулить ведьму у старого деревенского колодца, на виду у людей. Этот колодец был ближе остальных к дому Анны, и она брала воду именно из него. По вечерам там собирались деревенские кумушки. Женщины, придя за водой, обменивались новостями, сплетничали, ругались и мирились.

      – Так и сделаю, – подумала Олеся, – встречу ведьму у колодца, а сейчас пойду к Маньке Зубцовой. Расскажу ей о заломе – она, как сорока, мигом слух разнесет.

      Манька не обманула Олесиных ожиданий, и к вечеру вся деревня знала о случившемся. Народу у колодца собралось гораздо больше, чем обычно, да и пришли все пораньше, дабы не пропустить зрелище. И Анну, и Олесю в деревне недолюбливали. Одну побаивались за колдовство, за ходившие вокруг нее слухи, вторая, обладая сгальным характером, поссорилась и поругалась с доброй половиной деревни. Женщины стояли небольшими группками, тихонько разговаривали. Кто-то сочувствовал Олесе, кто-то просто ждал развлечения, были и такие, кто втайне радовался беде односельчанки. В стороне курили самокрутки человек пять мужиков, пришедших посмотреть на «бабьи фокусы». Олеся сидела на бревне рядом с колодцем, поджав губы, мрачная и решительная. За ее широкой спиной маячил муж-подкаблучник. Рядом с Олесей расположились Манька Зубцова и подруга Маланья, на самом краешке бревна притулилась Фроська. Мать Фроси и сестра Лушка стояли чуть поодаль, с несколькими товарками. Мать то и дело вздыхала, охала, вытирала слезы концами белого головного платка. Все ждали Анну. Теплый летний вечер был словно пропитан ядом, смутное зло витало в воздухе.

      Весь день Анну мучила неясная тревога. Женщина никак не могла