Тайны и ложь. Аля Кьют

говорю. Ты вроде умная, но сейчас совсем не соображаешь. Давай, включи мозг. По пунктам.

      Мирон стал загибать пальцы.

      – Во-первых, я ничего не хочу забрать. Во-вторых, я предлагаю вернуть тебе половину галереи.

      Я действительно начала соображать и уточнила:

      – Без картин? Доля галереи, но без картин?

      – Без картин, – подтвердил Мир. – Ну а в-третьих, я не прошу отдать мне дом взамен. Разреши пожить здесь и все.

      – Пожить? – переспросила я.

      – Да, пожить в родном доме, Кристина. Неужели это так странно звучит?

      – Это звучит слишком нормально для такого урода, как ты.

      Мирон сжал зубы. Я увидела, как желваки заходили от напряжения по его лицу. Чертовски приятно видеть его злым. Вдвойне приятно, что именно я могу его разозлить.

      – Я никуда отсюда не уеду, – заявила я.

      – Дом большой для двоих. Мы можем жить здесь вдвоем и не встречаться неделями.

      Забавно, что именно так мы и жили со Степой последние пару лет. Вряд ли Мирон будет незаметным и тихим, как его брат.

      – Ладно, Мир. Не распыляйся зря. У меня нет никакого желания заключать с тобой сделку.

      – Я не предлагаю сделку. Это будет одностороннее соглашение.

      Он удивлял меня все больше. Забытое щекочущее ощущение интриги расцарапало мне горло. Я с трудом сдерживала легкую дрожь предвкушения.

      Мирон подонок, конечно, но как же интересно, что он выкинет в очередной раз.

      – Я отдам тебе галерею в обмен на обещание позволить мне жить здесь, – продолжал он.

      – Зачем тебе это? – не выдержала я и добавила строго. – Не врать, Мир! Сказочка про отчий дом прелестна, но я не верю.

      – Зря не веришь, – он пожал плечами. – Я действительно скучаю по дому, но больше по ощущениям.

      – В каком смысле?

      Он снова напряг скулы и опустил глаза. Ох, не врет мне Мирон. Но и правду говорить не хочет. Или ему тяжело. Он сжал кулаки, стряхнул руки, потер ладони друг о друга.

      Его старый ритуал для нервных случаев.

      Мир тряхнул головой и все же поднял на меня глаза.

      – У меня все очень паршиво с творчеством, – признался он. – Как только я завязал с дерьмом, то и писать почти перестал. В голове какой-то звенящий вакуум. Вдохновение сдохло. От одной мысли о холсте мутит.

      – Бедненький, – я снова не сдержала издевки. – Так, может быть, вернуть дурь?

      – Не хочется, – прошипел Мир.

      – Уверен?

      – Тебе доставляет удовольствие продавливать мою силу воли?

      Доставляло, если честно. Это было грязное и отвратительно удовольствие. Наверное, такое же мерзкое, как обшарпанная квартира, где мое сердце умерло. Я не стала отвечать на вопрос Мирона, но задала свой:

      – Мне казалось, тебе нравится быть рок звездой от искусства. Секс, наркотики и прочий угар.

      – Для здоровья вредно, – буркнул Мир. – Хочу вернуться назад. Когда мог писать без стимуляторов.

      – Поэтому тебе нужен дом?

      – Мне не нужен весь дом, Кристина, – поправил он. – Только студия. Она важна. Я начал здесь. Ты знаешь