Тайны и ложь. Аля Кьют

я смогла проговорить более-менее внятно:

      – Тина – это прикольно. Мне нравится. Хотя никто так меня не называл.

      – Значит, я буду первым, – обрадовался Мир.

      Он сел на кушетке, растрепал свои волосы и забрал у Степы тарелку с пирогом. Но при этом не сводил с меня глаз.

      – Можешь присесть сюда? – спросил Мирон, указывая туда, где только что валялся сам.

      Я кивнула и послушно опустилась. Мы оказались слишком близко. Я чувствовала тепло его тела и ощущала запах. По спине пробежали мурашки. Я с трудом сдерживала дрожь.

      Мир вообще никак не реагировал на меня. Он откусил кусок и поставил тарелку на пол, а потом и сам стек с кушетки и встал передо мной на колени.

      Окей, он все же реагировал.

      – Мир, ты поговоришь с Кристиной? – спросил Степа и напомнил. – Ты обещал.

      – Да-да, конечно, – быстро проговорил Мирон, рассматривая меня с пола. – Волосы у тебя безумные…

      Свободной рукой он потянулся ко мне, и я отпрянула, немного перепугавшись.

      – Можно? – спросил Мир. – Я немного хочу… поправить.

      Я глянула на Степу и увидела, как он закатил глаза и посоветовал:

      – Лучше не сопротивляйся.

      Звучали эти слова весьма двусмысленно, но Степану я верила. Не могла представить, что кто-то из них обидит меня здесь. Хотя подвал был очень подходящим для насилия помещением.

      – Можно, – сказала я тихо Мирону, окончательно заинтригованная.

      Мирон тотчас выправил мои волосы из-за ушей и растрепал их. Я чуть не застонала, потому что приглаживала пушистые волны сто лет перед визитом сюда.

      – Глаза потрясающие. С этими волосами… И брови… в разлет.

      Мирон провел пальцами по моим бровям несколько раз медленно, чуть надавливая. Он как будто запоминал форму и продолжал при этом таращиться на меня в упор.

      – Ты ее пугаешь, Мир, – предположил Степа из-за его плеча.

      – Пугаю? – спросил Мирон, продолжая сверлить меня своими глазами.

      Они были синими, яркими, даже в полумраке подвальной студии.

      – Не пугаешь, – сказала я смело.

      Страшно мне не было, но волнительно – да. А еще жарко. Я вся горела, глядя Мирону в глаза. Когда он касался меня – будто маленькие импульсы тока проникали под кожу и отправлялись гулять по телу.

      – Тогда я оставлю вас, – понимающе предложил Степа.

      Я кивнула, зачарованно глядя на Мира. Едва Степан ушел, Мирон отпустил меня и отошел к мольберту. Он снял с него холст, подвинул к дивану краски, кисти, палитру, сел прямо на пол и стал писать.

      – Прости, что набросился, – говорил он, глядя то на меня, то на холст. – Но ты пришла, и меня осенило. Я только набросаю по цветам, чтобы не забыть. Три дня не мог понять, что нужно вверху. Откинься на спинку. Устала, наверное, прямо сидеть.

      Я выдохнула и расслабила спину.

      Мы сидели в тишине, обмениваясь взглядами. Вернее, я смотрела на Мирона постоянно, а он поглядывал на меня из-за холста время от времени. Это взаимодействие ощущалось так интимно. Я потеряла счет времени, только считала удары сердца между его взглядами.

      Но