и звук, и отзвук: из разных книг. Олег Чухонцев

голосила

      неясыть в лесу.

      Где Егорка безотчий?

      Где Иванка-отец?

      Ворон выклевал очи,

      меч в золе кладенец.

      За семью ли веками

      от низин да болот

      топь вспарит облаками

      и татарник взойдет.

      Над забытым колодцем,

      над зацветшей водой

      встань обугленным солнцем,

      крестный полдень мой!

      ______________

      Скачи иноходцем за поле,

      синицей лети за моря,

      моя молодая неволя,

      плененная песня моя.

      Осталась.

      Склонилась и плачешь.

      Над бурой крапивой стоишь.

      Скачи!

      А куда ты ускачешь?

      Лети!

      А куда улетишь?

      25 декабря 1959 – 6 января 1960

      «Из трех тетрадей». Книга стихов (1976)

      Посад

* * * («Под вечер, только сняли валенки…»)

      Под вечер, только сняли валенки,

      мороз устроил чертовщину –

      скрипел, как сторож на завалинке,

      сопел, почесывая спину,

      он знал: когда он не поленится,

      а хватит оземь рукавицы,

      в сарае вырастет поленница,

      и в доме печка задымится,

      и уголек в золу закатится,

      и, чтобы возместить пропажу,

      у печки ста́рина усядется

      разматывать слепую пряжу,

      и осмелевшие от голода

      на чердаке проснутся крысы,

      которые спаслись от холода

      лишь потому, что снег на крыше,

      и белым-белая беспутица

      в метелице угомонится,

      и если лошадь не заблудится,

      то заплутается возница,

      и то не сирины стеклянные

      засвищут из морозной рощи,

      а стрикулисты бесталанные,

      а может, их живые мощи.

      ……..

      Так сон, не зная сам, что сбудется,

      прислушивался из постели,

      как свистуны морозной улицей

      брели куда глаза глядели…

1959Илья

      То ли вёдро, то ли льет как из ведра.

      Петухи прокукарекали. Пора!

      Время делу, хватит дрыхнуть на боку!

      Взял бы палицу –   да сдвинуть не могу.

      Двадцать лет уже я сиднем сижу.

      Двадцать лет уже я лежнем лежу.

      А еще десять лет мне сидеть,

      десять лет мне на дорогу глядеть.

      Дело будет, еще рано помирать.

      Три дороги мне еще выбирать.

      А покамест ни седла, ни коня –

      только песни про запас у меня.

      Сколько песен у родной стороны –

      то ли свадьба, то ли похороны:

      гляну вправо –   величая поют,

      гляну влево –   отпевая поют.

      Черный бор. Волчья степь. Воля вольная.

      Ой ты, родина моя! Ой ты, боль моя!

      Вот гляжу я с покаянною улыбкою:

      не покажутся ль калики за калиткою?

1960* * * («Зима. Мороз. Трусит кобылка…»)

      Зима. Мороз. Трусит кобылка

      по снегу, и –   красней