и звук, и отзвук: из разных книг. Олег Чухонцев

на безлюдной улице

      читают на память стихи.

      Ночной город,

      прости за бессвязное бормотанье.

      я бы тоже хотел

      так уметь молчать,

      как курсант у твоего мавзолея.

      я бы тоже хотел

      три раза услышать сердце

      в промежутках

                            между

                            каждым

                            ударом

                            курантов…

1959

      * * * («Прихваченные изморозью лужи…»)

      Прихваченные изморозью лужи.

      Еще дождит. А скоро и зима.

      А скоро снег. Ты знаешь это лучше.

      Наверное, ты ждешь его сама.

      Обшарпанный подъезд. Навес у дома.

      И в шашечку такси из полутьмы.

      Всё это так забыто. Так знакомо.

      И двое незнакомых –   это мы.

      Две тени, не очерченные четко.

      Два профиля, размытых на стене.

      Намокший плащ. Торчащая прическа.

      Щека для поцелуя –   это мне.

      К чему слова. Достаточно и жеста.

      Что было или не было –   прошло.

      Тебя ли выкликают из подъезда,

      меня ли ждет зеленое стекло?..

      Врываясь в свет, накрапывает с неба

      последний дождь, смывает след колес.

      А скоро снег. А скоро тучи снега…

      Всё к лучшему, как говорил Панглос.

1958

      * * * («В каске желтой, час за часом…»)

      В каске желтой, час за часом,

      в шубе черной, день за днем,

      он ходил, дозорным глазом

      озирая всё кругом.

      Он ходил и думу думал,

      неуставно дым пускал

      и винтовку книзу дулом

      на одном плече таскал.

      А внизу теснилась школа,

      бестолково шел урок.

      Почему же бестолково?

      Бестолочам невдомек.

      Шел урок, учитель сонный

      раздраженно мел крошил,

      а в окне как заведенный –

      он кружил, кружил, кружил.

      Видно было и воронам,

      да не ведал педсовет,

      что над каждым охламоном

      выше есть авторитет.

      И чего он, в каске медной

      верхогляд и свинопас,

      небожитель неприметный,

      почему он мучит нас?

      Потому что нет приятней,

      чем окинуть с высоты

      фабрики и голубятни

      и капустные листы,

      потому что в окулярах

      необыкновенный мир:

      жар стреляет в самоварах

      и потрескивает тир.

      Там весь мир как на ладони:

      и вдали аэроплан,

      и коза на стадионе,

      и кинотеатр «Вулкан»,

      и на штрипках шаровары,

      и в хлеву любая клеть,

      а пожары так пожары –

      есть на что и посмотреть,

      и сады, сады без счета,

      и вокруг –    во весь размах –

      город с птичьего полета

      с караульным в небесах!..

      Может быть, всё дело в этом,

      в этом, а ни в чем ином,

      и не стал бы я поэтом,

      не маячь