Ф. А. Абрамов. Сборник. Федор Абрамов

к дыре, через которую влезла. «Бабы, кричит, слыхали, что Бог-то предлагает? Соглашаться ли?» А те в один голос: «Дунька, не соглашайся! Условия неподходящи…»

      Последние слова Дарьи потонули в хохоте. Из-под ближайших копен приподнялись любопытные головы.

      Марфа сурово на всех посмотрела.

      – Взбесились, кобылы! У тебя язык поворачивается, – накинулась она на Дарью, – в бабки годишься!..

      Дождь меж тем перестал, опять стало припекать. Степан Андреянович уже снова суетился возле своего стога.

      Через некоторое время, когда женки немного успокоились, Варвара с пресерьезным видом заметила:

      – А ведь она, бабы, права…

      – То-то! Я всегда права! – уверенно сказала Марфа.

      Варвара с лукавым смирением опустила голову:

      – Я говорю, Дунька-то, председательница, права…

      – Охо-хо-хо-о-о!.. – опять впокатушку покатились женки.

      Марфа, гневная, распаленная, схватила длинную хворостину:

      – Сдурели! Хоть бы ее-то постыдились… – По лугу, ярко освещенному солнцем, бежала к ним Настя.

      И женщины, завидев ее, разом смолкли. Даже Варвара и та постаралась принять благопристойный вид, начала закручивать волосы.

      Глава двадцать седьмая

      Вечером после работы Степан Андреянович отвел Настю в сторону:

      – Ты бы, Настасья, присматривала за своими, а то срам…

      Настя удивленно вскинула на него свои ясные, открытые глаза.

      – Как же! Давеча кричу Олене-счетоводше – на траву матаефскую залезла: таскай, говорю, для своей коровы из навин. А она: «Я дехретная, мне по закону поблизости положено».

      – Декретная? Какая декретная?

      – Ну… с Миколашкой, говорят, спуталась.

      Настя, не разбирая дороги, напрямик зашагала к деревне. Она шла быстро, почти бежала. Густая, уже мокрая от росы трава хлестала ее по коленям. Лицо у нее пылало, как от пощечины. Срамота какая!

      Олена была дома одна, мыла пол.

      – А, подруженька старая пришла…

      Она разогнулась, отбросила в сторону мокрый вехоть[22] и, тяжело дыша, стала вытирать рукавом потное лицо.

      Глаза Насти уперлись во вздувшийся живот, выпиравший из-под загнутого, замоченного водой подола.

      – Ты это… как ты докатилась? – со злостью и омерзением выкрикнула она.

      Олена нахмурилась, облизала свои полные, сочные губы. В зеленых глазах ее заиграла нехорошая усмешка.

      – Брюхо-то? – и, явно наслаждаясь смущением Насти, пояснила: – Как брюхо получается, не знаешь? С мужиком спала!

      Настя готова была провалиться сквозь землю. Но она взяла себя в руки, холодно посмотрела Олене в лицо:

      – А как же он?

      Полные, налитые плечи Олены дрогнули, но она опять усмехнулась:

      – Это Петька-то? Выходит, побоку…

      – Побоку? Это Петра-то побоку? Да как ты… Он за тебя… за такую, кровь проливает, а ты… Комсомолка!

      – А что комсомолка? –

22

Вехоть – ветхая тряпка.