АлексАндрия. Наталия Валентиновна Ермильченко

боюсь! Може, кто и провел бы через мост-то, да не знаю, кого просить. Все боимся.

      – Какой такой коркодил?

      – Лютый зверь из земли Египетской! По виду бревно мокрое, а как прыгне! Самого губернатора нашего за сапог кусивши! Вот, Матренушка.

      – Ох, тошно! А Сам чего?

      – В одном сапоге остался. Да что, губернатор новый сапог не купя? В него уже друга пара. Солдат приведши коркодила из Великой тягать, да все здря.

      – Откуда ж у нас в Великой така выдра завелась?

      – Говорят, с Египту был привезен для забавы. Хотели на берег снести, а он в воду выпал, вот теперь и живё, всю рыбу поел.

      – А как зима? Не замерзне коркодил? Уж ночи остыли.

      – Вот, на зиму-то вся надежда! Може, обратно уплывё.

      – А ты бы ему лапоть кинула, как к мосту пойдешь, он тебя и не троне.

      – А как он лапти не любя? Токо сапоги?

      Помолчали, Матренушка и говорит:

      – Эт не само велико чудо, коркодил-то.

      – Куда ж больше?

      – А я скажу. Есть на Псковском озере место – Талабск. В тую краю рыба водится, котору никому ловить нельзя, одную царю.

      – Да как звать-то тую рыбу? Не судак?

      – Тю! Судак! Так и звать: государева рыба. Вся серебряна, а старша рыбка – золотая. Она говорить по-нашему могет и желания исполняе.

      – Ох, тошно!

      – Вот, Зинушка. Царь-батюшка к нам в губернию прискакавши – и сразу в Талабск. Стал на бережку и рыбку золоту кличе. Рыбка к нему приплывши: «Чего тебе надобно, Александре?» А царь: «Исполни ты мое желание». Рыбка ему и отвечае: «Вели сперва, чтоб никто, кроме тебя, нас не ловил и тенёты не ставил». Он слово дал.

      – Что ж такое царь пожелавши?

      – Да я откуда знаю? Ты, смотри, молчи про рыбку. А то много найдется всяких…

      Огляделись Зинушка с Матренушкой, увидели Пушкина:

      – Ты-то чего тут, как с полки сваливши? Иди с Богом!

      Пушкин и пошел по улице к дому, где его сюртук дожидался. Идет – ног под собой не чует. Так и грезит на ходу, будто приплывает к нему рыбка, спрашивает: «Чего тебе надобно, Пушкин?»

      Хорошие слова; записал бы, да тетради для стихов в Михайловском остались.

      Было ведь у него заветное желание: из ссылки на свободу хотелось. А надежд никаких – разве на государеву золотую рыбу. Вот, мечтает, помог бы кто до Талабска доплыть. Да только кого просить?

      Не губернатора же!

      Пушкин во Псков не от скуки ездил.

      Тамошний губернатор фон Адеркас Борис Антонович стихи сочинял. Но, как у Пушкина, не получалось. А хотелось, как у Пушкина. Он и приспособился: вдохновения плоды поднакопит, да письмо в Михайловское шлет и под каким-нибудь предлогом поэта к себе вызывает. Пушкин на порог – Адеркас ему тотчас рукописи в руки: мол, поправьте, не откажите в любезности.

      Пушкин уж знал. Как видит Адеркасово письмо, так няне подмигивает:

      – Опять Бориса муза посетила!

      А править одна морока: там рифма хромает, там строка выпирает… В общем, пребывают