АлексАндрия. Наталия Валентиновна Ермильченко

изёбка, да у ей золота – ступить негде. Так и блистае, так и звОне. Оттого и башня – Гремяча.

      – И как, спас?

      Мужик крестится:

      – Ох, доктор! Я вошедши, а она как гляне! И сразу мене нечиста сила вон вынесла. Хотели мене в Пскову, да я за дерево ухвативши. Сам твержу: «Радуйся, Николе, великий чудотворче!» Мене на воздух как подыме – и к вам.

      Днем и ночью про царевну рассказывал, никак успокоиться не мог. Так ему два раза пришлось первую главу «Евгения Онегина» прочитать, тогда только отпустило.

      А как в следующий раз Пушкин во Псков приехал, Тимоха их с доктором благодарить пришел, здоровый уже. Целый короб свежей рыбы принес.

      – Где ж ты столько наловил? – Всеволодов спрашивает.

      – Это с озера Псковского, дядька мой вам приславши с поклоном.

      Пушкин так и подскочил:

      – С озера Псковского? А что за рыба? Судак?

      Мужик подмигивает:

      – Тю! Судак! Это, барин, государева. Хороша рыбка, вам пондравится.

      – Да где же дядька твой живет? Не в Талабске?

      – В Талабске.

      – А далеко ль до Талабска плыть?

      – Чужим не близко. А свои быстро лётают. Их ветер гоне.

      Пушкин в короб заглядывает:

      – Золотую бы не съесть ненароком.

      А Тимоха смеется:

      – Не-е. Золотой тут нету. Одная серебряна.

      Конечно, рыбу на обед приготовили; сели дегустировать.

      Всеволодов удивляется:

      – Сколько здесь живу, а такой не пробовал. Даже и названия не слышал.

      Пушкин сразу о говорящей рыбке речь завел. А что? Всеволодов – человек порядочный, доктор к тому же, очень бы в экспедиции кстати пришелся. Опять же, новую больничку построить не помешает.

      Доктор на это:

      – Я, Александр Сергеевич, в сказки не верю, я верю в людей. Буду насчет больницы с губернатором разговаривать.

      Вот и весь сказ.

      А рыба на вкус не то, что царская – прямо-таки божественная. Неужто, и правда, ее только государю подают? Одно это оправдывает существование тайных обществ! Тут и ангел против власти взбунтуется.

      Пушкин любил, чтоб далеко было видно. Куда ни приедет, всюду старается повыше забраться. И во Пскове он, конечно, тоже огляделся. Самая-то подходящая высота у Троицкого собора была, да на купол карабкаться неудобно. На втором месте – крепость, кром псковский. Пушкин – туда.

      Взошел на стену над рекой Великой, и ну озеро Псковское высматривать, а его и не видно. И на цыпочки даже привстал – все равно не видать. Суша да суша до самого горизонта. А мужики с берега кричат:

      – Ты бы, барин, в Снетогорский монастырь съездил, там колокольня повыше этой стены буде!

      Пушкин и поехал.

      Жил тогда в монастыре Псковский архиепископ отец Евгений, добрый был человек. Встретились; отец Евгений первую главу «Онегина» нахваливает, а Пушкин – архитектуру.

      – Колокольня у вас особенно хороша!

      – Снетогорский