Растяпа. Камо грядеши. Анатолий Агарков

как говорит Иванов, торчал!

      Впервые за время моей работы здесь ничто не звенело, не скрежетало, не визжало, не трещало и даже не выло. Где-то женщины пели тихо. Не хватало расстеленных для пикника одеял и вкруг веселящихся людей. И разговоров. Мне так хотелось услышать ответы на свои вопросы.

      – Эй, мастер!

      Я вздрогнул и обернулся.

      Слесарь-сборщик Куликов, «хлюзд, отхаренный в туза», обольститель моей жены стоял за спиной. У нас была причина ненавидеть друг друга – повисло тягостное молчание. Потом он сказал:

      – Бардак на киче. Переходи на нашу сторону – в авторитете будешь.

      Мне показалось, что я ослышался.

      – Ты всерьез?

      – Всерьез, – Куликов вытер пот со лба рукавом футболки.

      Меня осенило: вот почему в цехе тишина – бригады бастуют.

      – В будке народ, – подсказал Куликов.

      В конечном итоге все сводится к одному: стадный инстинкт непреодолим, он дремлет в каждом человеке, готовый вспыхнуть в любую секунду. И не имеет значения, по какому поводу толпа всколыхнулась – инстинкт есть инстинкт. Но я был мастером и знал, что должен делать на производстве в любой ситуации: главное для меня – это безопасность людей. Поэтому вошел в будку мастеров, куда набилась большая толпа, и закрыл за собой дверь. Вошел и руки скрестил на груди, надеясь, что выгляжу так же круто, как мне это кажется. Но….

      Под ногами был твердый пол, но, казалось, качается палубой – так много мата и брани из многих глоток да сразу, услышал я первый раз. Что за люди передо мной? Может, кто-то кого-то ножом убил в пьяной драке, жену забил до смерти дома или избу спалил с живыми людьми – им теперь сам черт не страшен, потому что терять уже нечего. Как говорится: ужас, мама – куда я попал? Но….

      Но я выстоял, вытерпел, откашлялся, нервно сглотнул и готов был вести диалог.

      Они продолжали орать и махать руками, но никто не решался смотреть мне в глаза.

      Наконец, дали возможность вымолвить слово.

      – Как вы думаете – чем это кончится?

      – Как говорится, никак не думаем, – ответил Костя Кузьмук.

      И бригадир Григорий покачал головой:

      – Понятия не имеем.

      – Так зачем же народ подставляете?

      Кто-то крикнул:

      – Мы требуем сюда представителей администрации завода, профкома и парткома!

      – Кого-то послали за ними?

      Бунтари переглянулись.

      – Мы сказали начальнику цеха.

      – А тот? – пытал я.

      – Поди узнай….

      – Пойду и узнаю, – решился я.

      – Тогда тебе лучше поспешить: в конторе сейчас директор, – сказал за моей спиной Куликов. «Хлюзд, отхаренный в туза» – должно быть, филер у бунта.

      На моих глазах черная «Волга» отъехала от двухэтажной конторы цеха.

      Собрался с духом и постучал в дверь начальника – потом открыл и вошел.

      Ник. Ник. Чугунов сидел за своим столом и тупо смотрел перед собой. Если бы я вошел в кабинет десятью минутами раньше, то застал на его месте генерального директора и героя соцтруда Самарина Михаила Тимофеича – его мат и ругань, а еще