Ещё немного из обрывков. Павел Гушинец

осторожно, не поцарапай.

      Какое поцарапай, я старался в сторону пластинки лишний раз не дышать.

      Пришёл домой и тут же бросился к соседу.

      – У тебя же есть проигрыватель для пластинок?

      – Валялся где-то.

      – А дай мне на пару часов.

      – Дай, – хмыкнул сосед. – Ты видел этот проигрыватель?

      – Видел, – удивился я. – Большой, конечно, но дотащу.

      – Это только сам проигрыватель, хихикнул сосед. – А колонки?

      – А что колонки?

      Сосед кивнул на две огромные тумбы, которые я несколько лет искренне считал декоративными элементами мебели.

      – Вот. Колонки.

      Я чуть не надорвался, но перетащил к себе проигрыватель, колонки и ещё какие-то провода. Соединил в комнате в страшную паутину. Прислонил к динамику «Интернейшнл» и дрожащими руками распаковал подаренную на день рождения новенькую кассету на 60 минут. Запустил проигрыватель и на цыпочках вышел в коридор. Возвращался два раза. В первый, чтоб перевернуть кассету, во второй, чтобы поставить новую, только что купленную. Сама опера ведь почти полтора часа, а кассеты по 60 минут.

      С последними аккордами «Аллилуйи любви» я выдохнул. Выключил проигрыватель и вставил первую кассету в магнитофон.

      Качество было ужасное. Динамики хрипели, выли. Магнитофон записал, как я заходил в комнату и топал как слон. Но запись была у меня. И я уже до дыр заслушивал «Ты меня на рассвете разбудишь».

      Мишка меня не понимал и смеялся. У него валялась дома кассета «Морбид Эйнджел», и ничего легче он не признавал.

      А я до сих пор «Юнону» люблю, «Суперзвезду» тоже. Даже, прости Бетховен, «Кошек». Первая песня, которую я выучил на гитаре, была, конечно же, «Ты меня на рассвете разбудишь».

      Сейчас всё доступно и просто. Недавно я приволок домой проигрыватель. Именно такой, как в детстве, с колонками. А потом побегал по городу и достал в музыкальных магазинах настоящую пластинку с «Юноной и Авось». Такую же, как тогда. С тем же запахом. И сел вечером слушать, выгнав родных в другую комнату.

      Незабываемые впечатления.

      «У кошки четыре ноги», или История современного беспризорника

      Некоторое время назад стучится ко мне в социальную сеть незнакомый парень. Думаю, кто-то из читателей открыл для себя Доктора Лобанова и хочет пообщаться.

      – Здравствуйте, – пишет незнакомец. – А вы меня не помните?

      Внимательно разглядываю фотографию. Нет, точно не помню. Место жительства собеседника – белорусская столица, но нас тут уже почти два миллиона, да и с моей памятью на лица узнать кого-то с кем неделю назад беседовал – это уже достижение.

      – Вы же работали в начале двухтысячных в больнице на Уральской?

      – Работал, – отвечаю. – Учился в универе, а в больнице санитаром подрабатывал. По ночам.

      – А помните, к вам мальчишку привезли, беспризорника. Вы с ним ещё на крыльце курили?

      В памяти начали появляться какие-то проблески.

      – Ну допустим, – отвечаю.

      – Так я и есть тот самый беспризорник! – радостно сообщает