Ещё немного из обрывков. Павел Гушинец

задумывался на минуту и снова: «Донт тач ми ту-ду-ду-ду». Ну и всё, собственно. Дальше он не запомнил.

      Теперь всё проще. Услышал песню, пришёл домой, вбил в Гугл. Неважно как, криво, косо, русскими буквами английские слова. И тут же тебе и песня, и текст, и фотографии группы, и ещё вагон информации. Слушай – не хочу.

      А у нас попробуй найти ту песню, которая понравилась. Бежишь к приятелям.

      – Ну там девчонка вроде поёт. Тоненьким таким голоском.

      – А что хоть поёт?

      – Да фиг его знает, не по-русски.

      – А от нас ты чего хочешь? Примерно хоть напой.

      – Что-то типа «ю май хо, ю май со».

      Бедный Томас Андерс. Или Дитер Болен. Я до сих пор не отличаю кто из них кто.

      А в начале девяностых произошли в моей жизни два музыкальных события. Во-первых, дедушка Алик, отец моего отца, спаял на кухне магнитофон, затолкал его в корпус от старых «Карпат» и подарил мне. И у меня появился первый собственный магнитофон. Это был непонятный однокассетник, который немилосердно хрипел и жевал плёнку. Но это был МОЙ магнитофон. Я до дыр заслушивал кассеты с ранними монстрами рока типа Металлики или АС/ДС, втихаря от бабушки, чуть ли не под одеялом прослушал кассету «Сектора Газа».

      А во-вторых, у нас в городе появилось кабельное телевидение. По вечерам крутили фильмы с одноголосым переводом, а днём врубали по кругу лучшую то ли сотню, то ли тысячу МТВ. Я приходил со школы, включал телевизор и натыкался на какое-нибудь 35-е место. А там Мит Лоуф на мотоцикле в клипе под «Красавицу и чудовище», Джеймс Хэтфилд ревёт в микрофон что-то непонятное, но дико радостное. Юный Эминем прыгает словно мартышка. Мне нравилось абсолютно всё. Потому что не Кобзон и не «Самоцветы».

      Проблема была только в том, чтоб услышать любимую песню. Включаешь телевизор часа в два. А там – 53-е место. А Хэтфилд на 23-м. То есть тебе как минимум часа три надо ждать, с нетерпением поглядывая на часы. А потом прибегаешь с улицы, щёлкаешь кнопкой, а там уже 22-е. И Элтон Джон, чтоб его мультяшные львы сожрали.

      Или ещё хуже – пришёл ты вовремя, а бабушка сериал смотрит «Богатые тоже плачут». И попробуй отбить у неё даже пять минут эфирного времени, потому что телевизор в доме один. Какой Хэтфилд? Тут Марианна Вильяреаль память потеряла и ребёнка. Ну того, который Бето! Блин, этот Бето такой толстомордый слон, что его легче потерять, чем прокормить.

      А потом у бабушки на заводе была какая-то распродажа, и она принесла домой чудо местного завода «Измеритель». Пишущий двухкассетник «Интернейшнл». Это было что-то из космической техники. Блеск моих «Карпат» померк. Впрочем, пользоваться новым магнитофоном мне не разрешили, поломаешь ещё. Зато можно было под присмотром бабушки записывать с телевизора полюбившиеся песни.

      Но и тут случился казус. Никаких микрофонов и проводов магнитофону не полагалось. Сверху было квадратное функциональное отверстие. Его следовало приближать к динамику телевизора и таким диким образом записывать. Естественно, на фоне Хэтфилда постоянно слышались посторонние звуки. Телефонные звонки, топот соседей сверху и бабушкино: «Павлик, иди