Елисейские Поля. Ирина Одоевцева

ее ног слабеет, она отстает.

      – Первая, я первая, – кричит Люка, держась за решетку. – А вы черепахи.

      По улице мимо сада проезжает такси. Сквозь стекло на Люку смотрят черные блестящие глаза. И рядом в глубине маленькая голубая шляпа, совсем как у Веры. Одна минута, и уже нет такси.

      Арсений… Неужели Арсений и Вера?.. Или только показалось?.. Люка стоит около забора и смотрит вслед такси. Неужели это был он?..

      Жанна дергает Люку за руку:

      – Что же ты не отвечаешь? Хочешь играть в Линдберга?

      3

      Самовар шумит на белой скатерти. Рядом с вазочкой с вишневым вареньем мотки красного, синего и желтого шелка. Вера молча шьет, наклонив темную, гладко причесанную голову. Владимир Иванович влюбленно смотрит на нее:

      – Сегодня был чудный день. Вы гуляли, Вера Алексеевна?

      – Да, гуляла. – Вера внимательно считает стежки, не поднимая глаз.

      Люка ставит чашку на блюдце.

      – А я была в Люксембургском саду. Скажи, Вера, ты не проезжала мимо в такси? С Арсением Николаевичем?

      – Я?.. – Вера резко поворачивается к сестре. Ножницы со звоном летят на пол. – Я? С Арсением Николаевичем?.. Ты с ума сошла.

      – Чего ты сердишься? Мне показалось издали. Шляпа голубая, совсем как у тебя.

      Вера густо краснеет:

      – Мало ли в Париже голубых шляп. Я сегодня вообще не выходила.

      – Но как же ты только что говорила, что гуляла?

      Вера еще больше краснеет.

      – Я не гуляла, я ходила за работой в мастерскую. Арсения Николаевича я с лета не видела. И какое тебе дело?..

      – Я ничего… Мне только показалось. Голубая шляпа совсем как твоя. И…

      – Отстань. Как ты смеешь приставать, змееныш?..

      Вера встает, шумно отодвигает стул и уходит, хлопнув дверью. Щелкает ключ.

      – Ну вот, – огорченно говорит Владимир Иванович. – Как нехорошо вышло.

      Екатерина Львовна старается казаться спокойной:

      – Вера так нервна. Вы ее извините, пожалуйста. Я иногда просто не понимаю, что с ней.

      – Нервы, должно быть, малокровие. И Вера Алексеевна слишком много работает.

      Люка трясет годовой:

      – Она? Она целыми днями пропадает. Вторую неделю все ту же блузку вышивает.

      – Люка, ты опять суешься? Не довольно с тебя, что Веру расстроила?

      – Она сама расстроилась. Я ничего не говорила, мама. Мне только показалось…

      – Знаешь пословицу: когда кажется, тогда крестятся? Слишком ты болтлива.

      Люка надувает губы:

      – Хорошо. Теперь молчать буду.

      Владимир Иванович прощается.

      – Куда же вы так рано, – удерживает его Екатерина Львовна. – Верочка сейчас выйдет. Верочка, Владимир Иванович хочет уходить.

      Но ответа нет. Владимир Иванович нерешительно смотрит на дверь спальни, потом вздыхает:

      – Нет, уж я лучше пойду. Пора. Передайте, пожалуйста, привет…

      Люка провожает его в переднюю. Владимир Иванович надевает пальто.

      – Нехорошо обижать сестру, Люка.

      – Обидишь такую. Она сама всякого обидит. Спокойной ночи.

      – Спокойной ночи, Люка.

      Люка возвращается