Среда Воскресения. Николай Бизин

книг и свободного времени (то есть – стал свободен от времени); ну а на остаток от серебра сумел сторговать уже помянутую крошечную квартирку в так же уже помянутой Бернгардовке: так он и оказался в пригороде Царства Божьего!

      Не мог не оказаться, ведь само чудо бытия (иначе – самого на-личия в мире) моего Идальго заключалось в том, что он не был велик, но – был к величию принуждаем; чем же? А постоянным (оного величия) лице-зрением! Где его взять, спросите? В себе самом взять и (как за руку ребёнка) повести в мир.

      Казалось бы – только стороннего посыла ему и недоставало, чтобы отстраненность стала остраненостью: ведь тот, кто уже безусловно знает о присутствии в его жизни Царства Божьего, уже и блажен, и нищ «собственным» духом, которого (духа) непрерывно взыскует.

      Сойти с ума и выйти из души:

      Оставить свою внутреннюю жизнь!

      И поменять ее на вещество

      И внешность – стать другое существо…

      И осознать свою бездушность!

      И вот я пуст: вокруг меня лишь сущность…

      Вот я безумен и сошел с ума

      В долину, где растут деревья смысла -

      По ней рекой течет мое сознание!

      В надежде, что я мимо проплыву,

      На берегу стоят пустые мысли

      И ждут, чтобы начать формирование…

      Сойти с ума и выйти из души,

      И принести во внешний мир предание

      О том, что он внутри моих миров!

      Все для того, чтоб ты в нем огляделась

      И у моих костров согрелась.

      Затем, верно, и понадобилось Старику явление посторонней (и в то же время – любимой) его пророку женщины в его Божьем Царстве: чтобы разделить Илию! Теперь нам остается только поверить, что весь товарообмен (маска на маску) между человеком и миром так и происходит – во благо наивозможного мира.

      Нам остается только поверить, что Илия оставил свое сердце женщине во благо женщины, а не для-ради собственного душевного комфорта; но – не место и не время ему сейчас лгать себе! Ведь он действительно нищ духом и наг ступнями: ведь он разулся перед дорогой.

      Теперь он может уезжать, ничуть женщину не оставив, но и с собой не взяв. Это было удивительно… Кар-р!

      Дальнейшая история мира будет ещё удивительней и поучительней: мы будем заучивать ее снова и снова, каждый раз переиначивая. Ведь любая история моего мира заключена в том, что душу продать невозможно; но – в то же самое время она (именно что – невозможно) продается!

      Ведь если бы было – возможно, то никакого мира (причем – не только в душе) не было бы вовсе!Причём – не было бы очень давно и с самого начала. Поскольку души «закончились» бы почти сразу после грехопадения Адама и Евы.

      Вот и мы вернемся (не к началу, но к разговору об именах); впрочем, зачем возвращаться? Времени нет, и мы никуда от разговора не уходили, и время прыгнуло чуть назад, и Идальго ещё и ещё раз вопросил её о её красоте (возопил – и оставшись, и расставаясь):

      – Как ты думаешь, тебя зовут на самом деле? – он спрашивал о слове, которым собирался её красоту именовать.

      Ключевым