Новые времена. Мазо де ля Рош

мнения отталкивали его. Она ценила его невысоко из-за привычки к выпивке, но он был намного умнее ее братьев, и ей было не только стыдно, но и жаль, что она его потеряла.

      В Люси Синклер он нашел идеальный объект для поклонения. Если Кертис Синклер что-то и заметил, то виду не подал. Внешне он был спокоен и очарователен, как и положено джентльмену с Юга.

      – Ах какие манеры у этого человека! – восклицала Аделина, обращаясь к Филиппу.

      – А что не так с моими манерами? – требовал ответа ее муж.

      – У него манеры офицера кавалерии, – уклончиво парировала она.

      В начале Гражданской войны в США Люциус Мадиган был в согласии с Севером, то есть настолько в согласии, насколько позволяла его натура. Узнав, что в составе Северной армии были ирландцы, он с жаром заметил:

      – О, эти парни будут сражаться за свободу!

      Но когда он почувствовал ненависть Илайхью Базби к Югу, его мнение изменилось – он терпеть не мог Илайхью Базби. Все связанное с Люси Синклер должно было вызывать восхищение или по крайней мере нуждалось в его защите. Базби, можно сказать, восхищенно поклонялся Линкольну. Люциус Мадиган его высмеивал.

      – Он относится к тем, – говорил Мадиган, – кто сидит с дружками в кладовке продуктового магазина, остругивает палку и отпускает соленые шутки.

      Он прямо так и сказал младшим Уайтокам, когда в тот же день гулял с ними в роще. Последние слова заставили Августу отвернуться, ее щеки залил румянец.

      – Моя дорогая, – виновато сказал учитель, – простите, с языка сорвалось. Мне не следовало при вас это говорить.

      Николас подмигнул сестре, что только увеличило ее смущение.

      – Не могли бы вы повторить, мистер Мадиган? – попросил маленький Эрнест. – Я не расслышал.

      Учитель пропустил эту просьбу мимо ушей и начал в возвышенной форме говорить о красоте деревьев. Среди ветвей сновали желтые зяблики, изящные лазурные птички и черно-золотые иволги. Среди леса была заросшая цветами поляна. Августа и Эрнест бросились их рвать.

      Николас обратился к Люциусу Мадигану:

      – Будь я взрослым, я бы пошел воевать. Только вот не знаю, на какой стороне. Все наши друзья за Север, а мама с папой и вы – за Юг.

      – Я вообще против войн, – заявил Мадиган. – В Ирландии жизнь не была сладкой. И в эту страну я приехал не для того, чтобы оказаться вовлеченным в дела, не имеющие для меня никакого значения.

      – Но ведь принципы у вас есть?

      – Ни черта, – ответил Мадиган. – Были раньше, да сплыли, когда я увидел в Ирландии голодающих крестьян.

      Эрнест подбежал к ним с охапкой цветов.

      – Мистер Мадиган, – начал он, – вы бы хотели освободить рабов?

      – Они все избалованы, – сказал Мадиган. – Пришлось бы им в Канаде зарабатывать на кусок хлеба, тогда узнали бы, что такое настоящий труд.

      – И все же они рабы, – заметил Николас.

      – Только не после прокламации Линкольна. Могли бы уйти все