Милостью Божьей. Светлана Гершанова

меня так же, как на Римку:

      – Света, ты что, не видела, у тебя оторвалась вешалка на пальто? Вот иголка с ниткой.

      Однажды сказала:

      – Завтра мы идём в баню на Ворошиловский. Спроси у мамы, можно взять тебя с собой?

      Позже мама ходила в баню с Вовиком, а я с Риммой и тётей Юлей. Она хмурилась:

      – Худа же ты, девка! Как замуж-то будешь выходить? У тебя над попкой косточки торчат, как у лошадки.

      И тёрла, тёрла докрасна жёсткой мочалкой эти мои косточки.

      А Римка была такой, как надо, все линии тела мягкие и плавные. И грудки угадывались уже, а у меня ни намёка.

      Тётя Юля взяла меня под крыло, не могла спокойно смотреть на неприкаянного ребёнка, как наш сосед-киргиз в Пржевальске. Учила вышивать, и готовить, когда я подросла. Но главное, мы с Римкой делали уроки, я приняла это, как неизбежность.

      И тут мама уволилась из ремесленного училища. Она пришла к начальнику, генералу, и сказала:

      – Я нашла работу по специальности. Будет зарплата, карточки, мы с детьми сможем продержаться до возвращения мужа.

      – Как вы можете в военное время уходить со своего поста! Родина вам доверила мальчиков, ваш долг быть с ними!

      – Нет, – сказала мама, – прежде всего, мой долг быть с моими малышами. Я за них отвечаю и перед Родиной, и перед их отцом, который её защищает.

      И её отпустили!

      Мама работала теперь в Строительном тресте, он восстановил себе угол на первом этаже с окнами на трамвайную линию. Стены из непросохшей кирпичной кладки, цементные полы, двери из фанеры… Но трест работал, и мама была там начальником планового отдела. К ней можно было зайти после школы, посидеть за свободным столом, и никто не говорил:

      – Что это дети здесь делают?

      А в пять часов у мамы кончался рабочий день. В пять часов! Какое счастье! Вместо ремесленного обеда мы теперь получали продукты по карточкам, и мама говорила:

      – Надо было раньше уйти, мы бы так не голодали.

      Третий класс принимают в пионеры. Полина Павловна пишет на доске Торжественное обещание, мы все переписываем его в тетрадки, хотя она чётко предупредила, принимать будут лучших.

      Учить его после уроков остаются только те, кому «сказали». Мне не сказали.

      Я беру портфель и понуро иду домой. Я знала его наизусть! На призыв «Будь готов!» я могла с открытой душой ответить: «Всегда готов!» К любому подвигу, любой жертве, включая собственную жизнь.

      Для меня приём в пионеры был огромным событием, приобщением к чему-то важному, равносильным посвящению в рыцари, например, в рыцари Великой революции. На каких недосягаемых пьедесталах были для меня её герои!

      Когда эти пьедесталы рухнули, это стало моей личной бедой. Будто меня предали.

      Но это будет через много лет, а сейчас третий класс принимают в пионеры, и я замираю от страха, что меня это не коснётся.

      Училась, как говорила Полина Павловна, неровно. Опаздывала неизменно, класс дружно смеялся, когда я появлялась в дверях. Могут ли такого человека принять во Всесоюзную организацию юных ленинцев!

      После