Брилонская вишня. Ксения Евгеньевна Букина

здесь оказался…

      И мы сбегаем с ним через окно.

      По лесу долго плутаем, речку переплываем, в деревне какой-то спасаемся. А как выходим, нам говорят: «Война закончилась». И все сразу добрые становятся: и Вернер, и куривший офицер, и даже те немцы, у которых я хлеба выпрашивала. Домой возвращаемся – а мамка мне уже платье свадебное сшила. И женимся мы с Сережкой. На свадьбу всю деревню позвали. Кроме Евдокии Игнатьевны… ее почему-то не было… Я ее даже искать пошла…

      И проснулась.

      Еще долгое время ощущаю от сна такую радость, такую надежду! Первые минут пять искренне верю, что все возможно, что сон может быть вещим, и что Сергей действительно меня спасет!

      Только потом гляжу по сторонам и вздыхаю. Окна-то нет. И Евдокии Игнатьевны, наверное, уже нет. А через стаю немцев сюда еще прорваться надо. Мало прорваться – нас надо еще найти!

      Вижу – людей-то поубавилось. Кто-то в сено зарылся и спит, кто-то черточки на бревнах от скуки царапает, кто-то чихает от пыли…

      Я подсаживаюсь к тощему парню, что офицера осмелился коснуться, и тихо спрашиваю:

      – А чего народу так мало?

      Он на меня даже не смотрит. Лепит из грязного сена пирамиду да какую-то щепку посасывает.

      – В баню пятерых увели, – сплюнув, отвечает он и сжимает костлявыми руками брюхо.

      – Уже? Почему я не слышала?

      – Ты ничего не слыхала. Спала так крепко, что даже храпела. Тихо, правда.

      – А кого повели-то? Мужиков или женщин?

      – И мужиков, и женщин. Немчурам-то что? Им плевать на пол, загнали в баню и рады. Как они… Руссишес швайн! А, кстати, Толика… знаешь Толика?

      Нет, я не знаю Толика. Я не знаю даже, как зовут моего собеседника.

      – Нет.

      – Ну жирный такой! Ай… Ему влетело, в общем. Он одного немца фашистом назвал.

      – И чего? Они же и есть…

      – И все так думали! Оказывается, неправильно. Они нацисты! Но и такое при них тоже не говори. Влепят палкой по заднице. Меня Максим зовут, кстати.

      Я отмахиваюсь.

      Знакомиться мне сейчас хочется меньше всего. Знакомиться в такой обстановке – тем более.

      – А чего ты смелостью сверкал? – усмехаюсь я, упираясь подбородком в колени. – Там, на площади?

      – Жрать хотел. Соображал плохо.

      – Тебя выпороть могут.

      – Зато не убьют. Хотели бы убить – сразу бы сделали это, но не тянули б точно. И этот Варнар…

      – Вернер.

      – Без разницы. Только визжать и умеет, как баба. Готов спорить, он специально так делает, чтобы страху нагнать. А сам наверняка и крючка ни разу не спускал.

      – Посмотрим.

      – Правда, второй мне больше понравился. Ну, тот, которого я за руку цепанул. Он хоть не визжит… а ему толку визжать вообще? Он дел своим солдатам надает и свалит. Ему чего? Он только наблюдает и командует: того-то прибей, того-то побей, а у самого ручки чистенькие… На председателя колхоза нашего похож чем-то. Я там недавно работаю, а уже эту морду наизусть знаю.

      – Тебе сколько лет? Выглядишь молодо.

      – Да двадцать три