Хельмова дюжина красавиц. Ведьмаки и колдовки. Карина Демина

Та клятв крови не давала…

      – Дуся, пока ты о нем не знаешь, оно тебя не видит, а раз не видит, то и навредить неспособно.

      – Тогда считай, что оно, чем бы ни было, меня разглядело.

      – Но…

      Аленка повернулась к зеркалу и, коснувшись его ладонью, нахмурилась:

      – Ты… не говорила…

      – И ты не говорила. – Оправдываться Евдокия не собиралась.

      Единственное, о чем она жалела, так о собственной нерешительности. Следовало сразу покинуть сей милый дом…

      – Уйти не получится. – Себастьян разломил колбасное кольцо на две неравные половины, меньшую зажал в правой руке, большую – в левой. – Точнее, попытаться можете, но за последствия я не ручаюсь. Вас, панночка, пометили… и вас, к слову, тоже.

      Он откусил колбасу и уже с набитым ртом добавил:

      – И меня… всех пометили, Хельм их задери.

      И замолчал, сосредоточенно пережевывая колбасу.

      Следовало сказать, что в покрывале, расшитом цветочками, из-под которого выглядывали длинные мосластые ноги и хвост, тоже длинный, но отнюдь не мосластый, ненаследный князь выглядел… безопасно. Он жевал колбасу, вздыхая от удовольствия, и блаженно жмурился…

      Надо полагать, раны на голове затянулись.

      Аленка наблюдала за своей легендой с престранным выражением лица.

      Куда только прежнее восхищение подевалось?

      – Так что, милые дамы, вам от меня никуда. – Жирные пальцы Себастьян вытер о покрывало, и Евдокия с трудом сдержалась, чтобы не отвесить подзатыльника. Князь, называется!

      Князь понюхал оставшийся кусок, но со вздохом отложил.

      – Хорошо. – Евдокия покосилась на канделябр. – В таком случае предлагаю перемирие. И обмен информацией. Взаимовыгодный…

      – А водички нальешь? – поинтересовался Себастьян, голову набок свесив. – Колбаска соленая очень…

      Пил он шумно, отфыркиваясь, и вода текла по голой груди, поросшей кучерявым черным волосом. И вида этой самой груди Аленка стеснялась, отворачивалась…

      …похоже, первая любовь ее, бережно взращенная на газетных славословиях и снимках, умирала.

      Громко срыгнув, Себастьян вытер рот краем покрывала и поднялся.

      – Итак, девушки, я внимательно вас слушаю…

      …от же гад.

      Слушает он.

      Но с некоторым удивлением Евдокия поняла, что и вправду слушает. Внимательно так. И уже не выглядит ни смешным, ни жалким…

      …Аленка же говорит…

      …о том, что дом живой, что строили его по старому обычаю, на костях. И кости эти сроднились со стенами…

      …о зеркалах, в которых потерялись души. Их заперли на изнанке зеркального лабиринта, лишив воли и посмертия, оставив лишь голоса, которые Аленка слышит…

      …о снах разноцветных, где ей показывают дом…

      …и о черном камне, ради которого все затевалось. Камень – драгоценность, а дом – шкатулка, построенная драгоценность хранить. Не здесь, но на изнанке мира. Аленка пока не умеет объяснить иначе. Но ждать уже недолго. Та, которая