Хельмова дюжина красавиц. Ведьмаки и колдовки. Карина Демина

за револьвер возьметесь? Девушка, учитесь использовать другие аргументы.

      – Благодарю за совет. Всенепременно. – Задрав подол, Евдокия оружие спрятала.

      Ножки у нее оказались аккуратные…

      – Пан Себастьян, нам с вами револьвер ни к чему. – Она распрямилась и юбку оправила. – Все просто. Вы, может, и собираетесь молчать… скажем, из интересов государственных… а вот у меня такого желания нету… у меня есть желание иное…

      Вот же…

      Девица усмехнулась и, отбросив за спину толстенную, соломенного цвета косу, продолжила:

      – Я, может, в крепком душевном волнении пребываю… как же, одна из конкурсанток – мужчина… представляете, что скажут остальные?!

      – Вы не посмеете.

      – Отчего же? Посмею. Я ведь не просто так здесь присутствую… наблюдаю… и просто-таки обязана делиться наблюдениями с общественностью. А уж в какой восторг эта общественность придет, узнав о том, что Себастьян Вевельский обманом проник на конкурс красоты… да вы до конца жизни не отмоетесь.

      – А вам и радостно?

      Она пожала плечами.

      Радостно.

      Вот стерва! И главное, не пытается этой радости скрыть. А ведь женщинам Себастьян нравился, особенно таким вот, вышедшим из девичьего возраста, но еще не вошедшим в годы, которые стыдливо именовались «элегантными».

      – Я вас посажу, – с очаровательной улыбкой пообещал Себастьян и, не выдержав, поскребся.

      – Посадите… наверное… если у вас получится. – Евдокия не собиралась отступать. – Ведь, если разобраться, я лишь пытаюсь защитить невинных девушек, оказавшихся в ситуации столь… двусмысленной.

      Она и пальцами щелкнула, и от звука этого – тихого, но отчего-то резкого – Себастьян вздрогнул, припомнив самый первый день.

      – Или вы собираетесь поступить, как подобает человеку благородному? – Евдокия встала у окна, скрестив руки на груди.

      Грудь была пышной, а руки – белыми.

      – Это как же?

      Себастьян, не пытаясь раздражения скрыть – пыльца еще действовала, мешая вернуть контроль над телом, – потянул за поясок. В платье было тесно, неудобно, и вид идиотский.

      – Жениться, – это страшное слово Евдокия произнесла с улыбочкой, более на оскал похожей.

      – На вас, что ли?

      – На мне не надо.

      Платье не снималось. Себастьян дергал растреклятые юбки, с трудом сдерживая ярость. Но она пробивалась острыми когтями, и чешуей, и хвост, почему-то оставшийся тонким, с кисточкой-пуховкой, отчаянно стучал по половицам.

      – Я как-нибудь переживу этот страшный позор… а вот бедные девушки… – Евдокия выразительно замолчала, устремив очи к потолку.

      Себастьян тоже посмотрел на всякий случай.

      Потолок был обыкновенным, в виньетках и цветах, правда, белили его давненько, и оттого потолок успел уже пойти пятнами.

      – И как предлагаете мне на них жениться? – Платье все же поддалось, и, стянув его через голову, Себастьян скомкал розовую, бабочками расшитую