Хельмова дюжина красавиц. Ведьмаки и колдовки. Карина Демина

так характерно желтизной отливали.

      – Что, не нравлюсь? – Лихо оскалился.

      Голос и тот переменился, ниже стал, глуше, с характерными рычащими нотами.

      – Дурень, – ласково произнес Себастьян, но руку убрал.

      – От дурня слышу. – Лихо потер переносицу, явно пытаясь успокоиться.

      – Оттуда… подарочек?

      – Откуда еще.

      – Кто знает?

      – Здесь или…

      – Здесь. – Мир в целом мало Себастьяна волновал. А вот Познаньск – местечко такое, чуть расслабишься, мигом слухи прорастут, один другого краше.

      – Генерал-губернатор… ведьмак твой…

      – Он не мой, он общественный.

      – Ведьмак общественный, – куда более спокойным голосом повторил Лихослав, – Евдокия… теперь вот и ты.

      – Я, значит, последним. – Себастьян подвинулся; и братец, махнув рукой, будто бы разом для себя приняв решение, присел рядом. – Что Старик говорит?

      – Да… известно что. Кровь себя проявлять будет, чем луна полней, тем сильней… сам я не перекинусь точно, а потому опасности для людей нету… – Лихослав поскреб щеку, поросшую плотной жесткой щетиной. – Бриться устал… только соскребу, а она опять… и ладно бы бородою росла, отпустил бы, и леший с нею, так нет же… щетина. Колется…

      Он вздохнул и поднял голову, уставившись пустым немигающим взглядом на кругляш луны.

      – Сказал еще, что я везучий… что если б не навья кровь, проклятие убило бы…

      Клятое везение, вывернутое.

      И злость разбирает, хоть и не на кого злиться.

      – Пил зачем?

      – Затем…

      – Послушай. – Себастьян вытащил из волос веточку, раздумывая, что бы такого сказать. Извиняться он не любил и, говоря по правде, не умел. – Я… наверное, был не прав…

      – Когда?

      – Тогда… и сейчас тоже, но сейчас… – Он сунул пальцы в волосы, нащупывая припухлость. Благодаря умелым рукам эльфиечки боль отступила, но шишка осталась. – Сейчас меня вынудили! Она меня шантажировала…

      Лихослав хмыкнул.

      – Револьвером угрожала…

      – Еще скажи, что изнасиловать пыталась. – Братец сунул руку под воду. Тонкая пленка ее покрыла и широкую ладонь, и пальцы, которые будто бы стали короче, и широкие длинные когти.

      – Не пыталась. Это я… предпринял меры… а она меня канделябром. Дважды.

      – И как?

      – Хреново…

      – В смысле помогло?

      Удивленным Лихослав не выглядел.

      Успокоившимся тоже.

      И на луну по-прежнему смотрел, на сей раз, правда, в фонтане отраженную. Луна эта то и дело шла рябью, почти исчезала, будто тонула, но все одно появлялась снова и снова.

      – Смотря от чего. Больше я к ней точно не полезу, если ты это хотел знать.

      Кивок.

      И пожатие плечами. Хотел, но сам не заговорил бы. Упрямая дурь – семейная черта. И пожалуй, сказано все, что должно было быть сказано, только на сердце спокойней не стало.

      – Знаешь, – очень серьезным тоном произнес Лихослав, все-таки