Дар Степаниды. Надежда Генадевна Сайгина

головой, не стоит ли рядом с ним эта толстая женщина из фильма. Оценив юмор дочери, Геннадий радостно заулыбался и захлопал здоровой рукой по противоположному плечу.

      – Это? Теща моего будущего мужа! – не сомневаясь, ответила Зина.

      Надюха шепотом напомнила матери, что начинается следующая сцена:

      – Теперь ты поешь.

      Зинаида кивнула и, накинув на плечи шелковый платок, запела песню Сары Монтьель, добавляя в нее свои тарабарские слова:

      «-Моники, моники!

      Пам, парам па, пам па рам!

      Моники, моники!

      Пам, парам па, пам па рам!

      Нелета, кокета, носи!

      Моники, моники!

      Пам, парам па, пам па рам!

      Сольфриа, май фриа, драки»

      Надюха, видя, что мать теперь не остановить и петь она будет долго, строго сказала:

      – Ты в этом месте, на скамейке, ему скажи: «Да что вы? Спасибо вам за Вашу доброту!» И посмотри так на него, влюбленно! «Я Вас вовек не забуду!»

      – Так не было там такого! – возразила ей мать.

      – Было! Я это хорошо помню!

      – Он просто на нее смотрел. Вот так! – настаивала на своем Зинаида.

      – Ну, будешь ты мне говорить! Все, что касается любви, я помню все на зубок! – не отступала Надюха.

      – Ну и играй тогда сама.

      – Ну и буду!

      – Ну и будь! – поставила точку мать.

      – Ну и ладно. Ты всегда так! Лишь бы не играть… – обиделась Надя.

      – Ну что ж вы, ну что ж вы ругаетесь? Ведь все так прекрасно было! Ведь настоящий же спектакль!

      – А ты, Генка, вообще молчи! – рявкнула Зинаида.

      – Да! Не понимаешь ничего в спектаклях, так и не лезь! – поддержала Надюха мать.

      ***

      Городская гостиница была расположена почти в центре города в деревянном одноэтажном бараке. Добротная, сложенная из бревен, с длинным коридором и небольшими комнатками в ряд. Одна из комнат, куда была приглашена Зинаида, впрочем, как и все остальные гостиничные номера, была обставлена просто: стол, два стула, тумбочка и железная кровать. На кровати лежал мужчина по прозвищу Рябой. Это был тот самый мужчина, которого Зинаида встретила на кладбище во время похорон отца. Видимо, кличку свою он получил из-за ямок на лице, образовавшихся от заболевания кори в детстве. Он лежал, заложив руки за голову, в темно-синих сатиновых трусах и белоснежной мужской сорочке с позолоченными запонками. Примяв набриолиненные, гладко зачесанные назад, редкие волосы, которые прикрывали лысеющую макушку, довольный жизнью, Рябой по-хозяйски, чуть шутливо приказал Зинаиде:

      – Ну, Софийка, раздевайся! Я буду восхищаться тобой!

      Зинаида в этот день была чудо как хороша. Яркое цветастое платье подчеркивало ее тонкую талию. Полные губы подкрашены помадой бордо. Не той, красной, что в народе называли «кондукторской», а более темной, коричневатой. Она стала медленно раздеваться, подражая героиням своих любимых фильмов. Сняла платье и осталась в новой комбинации, которую подарила ей Фрума. Затем,