«Играя с мраком блюз». Петр Альшевский

пустынный парк – Парк Наслаждений

      для выбегающих из-за дерева

      с искаженными физиономиями

      мне бы переодеться

      погладить зарычавшую курицу

      недоразвитый папа, искренний сын

      открытые рты, из них валит дым

      они поразились, заметив меня

      в примятом цилиндре

      просящим огня: «Курите?»

      «Да…»

      «Ваш сын пока нет?»

      «Он как бы дебил…»

      «За вами след в след?»

      «Ему еще жить…»

      «Вам не с руки?»

      «Ты прикури… ты пропади».

      На душе спокойно, на голове белым-бело —

      засыпан снегом

      что с того

      не поддаваясь броской гнуси, переполняющей извне

      я замираю.

      Жмусь к стене.

      В склепе, в огне – в магазине «Интим».

      Мысли клубком, зубы молчат

      услышав их стук, встанут часы.

      Шубы вошли – я с ними знаком

      одну как-то видел.

      Страшный был сон.

      Розовой варежкой лезут к ноздрям

      я нюхаю вас

      учтите, мадам

      мне много нельзя ни пить, ни страдать

      вжимаясь под вами

      о, бэби, в кровать.

      Солнце

      мотор

      покинь ты окно

      родившись уродом, не сбросишь ярмо

      зависти, злобы – церковь в огнях.

      Зайду на минуту. Время узнаю.

      «Сколько на ваших?».

      Ответил. Он к краю

      держит свой путь, не кивая на ближних

      теребящих в кафе замызганный сонник.

      После винной похлебки лежу на перинах —

      я, Лена, доступен.

      С дружеской улыбкой встречаю рассвет.

      Как прощелыгу.

      В гробу уютно.

      Я пока не в нем. Задумчив, выбит, обойден

      не мял актрис, не грезил Амстердамом

      упал и встал.

      Прошел, упал.

      Опять не смог смиренно удалиться —

      есть неустойчивость.

      Напала, не бросает

      вторые сутки беспросветно опекает

      приличный вечер незаметно наступил.

      Предстал шутом

      бросавшись, зрел, темнил

      создал иллюзию, что я брожу в пустыне

      гораздо позже

      синей ночью

      в оберегающем от холода плаще.

      Я распахну его

      затем сорву его

      верблюды удивленно задвигают горбами

      босяк-феллах воскликнет:

      «Братан, давай же с нами!

      Отправимся по дюнам

      искать тропинку к жизни

      ты трезвый?

      соображаешь?

      Попробуй. Не раскисни».

      Мне бы не сюда

      не к ним

      все решится мгновенно

      люди рвутся в тени здравиц, сантиментов

      прет рефрижератор, облетают вишни

      молится ефрейтор

      перед смертью дышит —

      автомат наставлен

      рядовой не спишет

      вековой порядок на устройство тыла

      вызвавшего бойню

      обожравшись мыла.

      «Вы,