«Играя с мраком блюз». Петр Альшевский

в море

      оно далеко

      за шею, под ноги

      «Нормально?»

      «Легко!».

      Девушка плачет: «Он добрый… родной!

      Он денег мне должен

      за ночь под луной!».

      Пенятся лужи, орут простаки:

      «Вам важно?! Нам тоже!

      Отдать все долги и выйти на паперть

      с чистой душой.

      Как настроение?

      Ринуться в бой!

      Топтать, раздевая, успешных мегер

      иметь их всем скопом

      и без полумер

      из грязи мы вышли, туда же войдем

      темень наш пастырь!

      обида наш гром!».

      В сердце гудит, не гнется спина

      чревовещатель воскликнул:

      «Зима!

      я счастья не жду, подыхать не хочу

      какая собака задула свечу?

      при свете ее я читал по глазам

      лежащих со мной

      ослепительных дам».

      Проход по Тверскому

      знакомые лица

      меня порабощает омерзение

      афиши – везде

      по бульвару

      стоймя – в красках, улыбках

      одна мы семья.

      «У нас юмористы!»

      прибил бы веслом

      «В „России“ Газманов»!

      О, боже, вновь он

      в остывшей жаровне пепел Христа

      кишки забурчали

      банкует глиста

      сглотнул суету трижды раненый дед:

      «Любовь и надежды?

      Стократно во вред».

      Синяя птаха клюет над Москвой

      ангелов

      мух

      голося мне: «Постой!

      Не попадайся в дешевую сеть

      мышцам – болеть

      нервам – терпеть».

      Бомбы и финики, спасибо вам за заботу

      сдавленный вопль на цементном полу

      ни на что не похоже

      сильфида Елена добра

      в «Макдональдсе» гаркнут: «Свободная касса!»

      я здесь опять с протянутой рукой

      не проявляя царственного класса

      стою в тепле

      робею, как герой

      узнавший чудище в любимой

      «Ты не моя – ты дьявол-мышь.

      Тебя не взять мне грубой силой

      и что же ты? Кричишь?

      Молчишь?».

      Она молчит, ей крайне страшно

      «Герой – могуч

      я не отважна

      куда мне против его плеч

      поднимет руку и в ней меч

      погибну тут же, не спасусь

      прощай, герой

      к Нему несусь.

      Мои окна, их стекла

      выходят на кладбище —

      там наше пастбище

      массив моих телес достоин сожалений

      я ухожу, я обойдусь без восхвалений

      со стороны израненного грума

      свою карету завещаю

      тетке кума

      Оливии

      веселой, тощей шлюхе

      понять бы напоследок, что тут в ухе

      звеня, ревет

      наверное, досада

      от предвкушенья встречи гнуси

      ада».

      Остановитесь подо мной

      дороги звезд и запустений

      наш зимний брат избрал покой

      у-ху, у-ху

      то