«Играя с мраком блюз». Петр Альшевский

их бы поднял. Выбрал бы курс

      вцепился в штурвал

      но ветер сменился

      тоска отмерла» —

      его отловили четыре хохла.

      При помощи «Ската»

      подводника, денди

      от него родила подольская леди.

      Растила дочь, любила выпить

      брала в дорогу револьвер

      «Ты не забыла, например

      как мы сражались за надежду

      не расставаться на земле?

      Что будет после, я тебе

      пытался вкратце объяснить

      и вдруг исчез. Не позвонил.

      Так убедительно пропал.

      Потом полсвета обыскал

      нашел получше. Извини».

      Заройся в память

      раз, два, три – приходит утро.

      Подходит время задремать

      и ничего не пропускать

      удары, весла

      самолеты, щипки дурнеющей погоды

      раскачку стареньких деревьев

      мосты, удотов, блеск каменьев

      пробивших сферу полых судеб.

      Избитый гризли не рассудит

      монахов в гневе.

      Толстых братьев

      «Мое – твое. Вкушай оладьев.

      Не покупайся на девичий

      призывный вздох

      рубя с плеча, скажи ей: «печка горяча

      ну ладно, что же, я залезу

      вам жарить блюз, мне отдыхать

      прощайте, донна

      до зарезу

      необходимо мне сорвать цветок покоя.

      Выждав вечность

      я к вам еще не так вернусь —

      целуйте небо…».

      Неизбежность. Любовь вампира.

      Радость. Грусть.

      Он выдавил стекло женской бани

      задубевшими пальцами

      потные, склизкие барышни

      рьяно отклячились.

      Возбуждение себя не обнаружило.

      Но через полгода встревожило.

      Мелочь

      приятно

      вопросы.

      Переводя впустую дыхание

      думая лишь алфавитом

      осень еще золотую

      трудно схватить за загривок —

      гулял, пил джин

      читаю книгу

      она своей формой похожа на валенок.

      Рыцари бьются, девы сдаются

      сонные мухи над трупами вьются.

      Слава отважным.

      Инвалидам позор.

      Намажь мне с икрой, пучеглазый трясун

      пусти меня в гущу израненных смердов

      мудрость не стоит

      потраченных нервов

      быть в стороне

      довольно, приелось

      в себя прихожу и чувствую – зря.

      Монстры, смешки

      как кормой корабля

      задом воткнусь кому-то в лицо.

      Противник сглотнет.

      Не выхватит меч. Он уже мертв.

      Безмолвно рассечь его соизволил царевич Ахмед

      злобный мудак, поэт

      домосед

      «О, моя Руфь, посвящаю тебе

      победу на ним

      собакой

      Йе-йе!».

      Отсыревший Борисов, царевич, факир

      куры парные, мебель проста – гости сидят.

      Не уходят. Луна…

      «Будет о ней. Отожмись, ободрись

      поставь буги-вуги, станцуй перед нами

      мужчину