Улица Темных Лавок. Патрик Модиано

безликих домов, построенных между двумя войнами, образуя сплошной бесконечный фасад. Степа шел впереди, метрах в десяти от меня. Он свернул направо, на улицу Эрнест-Делуазон, и вошел в бакалейную лавку.

      Вот теперь-то и следовало с ним заговорить. Мне это казалось невероятно трудным, я был слишком застенчив и к тому же боялся, что он примет меня за сумасшедшего, – я, конечно, начну заикаться, что-то бессвязно бормотать… Вот разве что он сразу узнает меня, и тогда, может быть, мне придется только слушать.

      Он вышел из лавки с бумажным пакетом в руках.

      – Месье Степа де Джагорьев?

      На его лице выразилось крайнее изумление. Мы оказались одного роста, стояли лицом к лицу, и от этого я смутился еще больше.

      – Он самый. А с кем имею честь?

      Нет, он не узнавал меня. По-французски он говорил совсем без акцента. Теперь мне надо было набраться мужества.

      – Я… я уже давно хочу с вами встретиться…

      – Почему, месье?

      – Видите ли… я… пишу книгу об эмиграции… Я…

      – Вы русский?

      Уже второй раз мне задают сегодня этот вопрос. Шофер такси тоже спрашивал. Кто знает, может, когда-то я и был русским…

      – Нет.

      – И вы интересуетесь эмиграцией?

      – Я… я пишу книгу об эмиграции. Понимаете… один человек… он… посоветовал мне встретиться с вами… Поль Зонахидзе…

      – Зонахидзе?

      Он произнес эту фамилию на русский манер – очень мягко, словно листья прошелестели на ветру.

      – Грузинская фамилия… Не знаю…

      Он нахмурился, силясь вспомнить.

      – Зонахидзе… нет…

      – Мне очень неловко беспокоить вас, месье, но позвольте задать вам несколько вопросов.

      – Прошу вас, с превеликим удовольствием…

      Он как-то печально улыбнулся.

      – Эмиграция – трагическая тема… Но почему вы называете меня Степой?

      – Я… не…

      – Большинства людей, которые так меня звали, уже нет в живых. Остальных можно буквально по пальцам пересчитать.

      – Видите ли, этот Зонахидзе…

      – Да я его не знаю.

      – Вы позволите… задать вам… несколько вопросов?

      – Конечно. Может, поднимемся ко мне? Поговорим там…

      Пройдя по бульвару Жюльен-Потен, миновав ворота, мы пересекли сквер, окруженный домами. Поднялись на деревянном лифте с двустворчатой решетчатой дверцей. Из-за нашего роста и тесноты лифта нам пришлось наклонить головы и отвернуться друг от друга, чтобы не столкнуться лбами.

      Он жил на шестом этаже, в двухкомнатной квартире. Я прошел за ним в спальню, и он тотчас же растянулся на кровати.

      – Простите, – сказал он. – Но потолок здесь слишком низкий. Я задыхаюсь, когда стою.

      И действительно, между моей головой и потолком оставалось всего несколько сантиметров, так что и мне пришлось нагнуться. Мы оба были почти на голову выше двери, соединяющей смежные комнаты, и я представил себе, что он, должно быть, не раз ударялся лбом о притолоку.

      – Прилягте тоже…