Улица Темных Лавок. Патрик Модиано

рукой, точно отгоняя муху.

      – Вернемся к нашим баранам, – сказал он. – Значит, вы подтверждаете, что знали Степу?

      – Да, – вздохнул я.

      – Стало быть, вы принадлежали к их компании… А отличные были ребята, черт возьми, да, Поль?

      – Да уж… Но все исчезли, – подавленно произнес Зонахидзе. – Вот только вы, месье… Я рад, что нам удалось вас… локализовать… Вы были в компании Степы… Поздравляю… Та эпоха куда лучше нашей… а главное – люди были иного сорта, не то что теперь…

      – Главное – мы были моложе, – усмехнулся Эртер.

      – Когда, в какие годы? – спросил я с бьющимся сердцем.

      – Да мы все путаемся в датах, – сказал Зонахидзе. – Во всяком случае, до потопа…

      Он внезапно помрачнел.

      – Бывают же совпадения… – сказал Эртер.

      Он встал, подошел к невысокой стойке в углу и вернулся к нам, листая газету. Потом протянул ее мне, указывая на объявление:

      Дочь, сын, внуки, племянники и внучатые племянники, а также друзья – Жорж Сашер и Степа де Джагорьев – с прискорбием извещают о кончине Мари де Резан, воспоследовавшей 25 октября, на девяносто втором году жизни.

      Погребение на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа после отпевания в кладбищенской часовне 4 ноября в 16 часов.

      Заупокойная служба девятого дня состоится 5 ноября в русской православной церкви: Париж, XVI округ, ул. Клод-Лоррен, 19.

      Специальные уведомления рассылаться не будут.

      – Так, значит, Степа жив? – спросил Зонахидзе. – Вы с ним видитесь?

      – Нет, – сказал я.

      – И правильно. Надо жить настоящим. Ну что, Жан, коньячку напоследок?

      – Сейчас.

      С этой минуты они, казалось, потеряли всякий интерес к Степе и к моему прошлому. Но это уже не имело значения. Я напал хоть на какой-то след.

      – Вы не дадите мне эту газету? – спросил я с деланым безразличием.

      – Конечно, – сказал Эртер.

      Мы чокнулись. Итак, от того, кем я был когда-то, остался лишь смутный силуэт в памяти двух барменов, да и то заслоненный наполовину фигурой некоего Степы де Джагорьева. А об этом Степе они ничего не слышали со времен «потопа», как выразился Зонахидзе.

      – Значит, вы частный детектив? – спросил Эртер.

      – Уже нет. Мой патрон ушел на покой.

      – А вы? Продолжаете этим заниматься?

      Не отвечая, я пожал плечами.

      – Как бы то ни было, я рад с вами познакомиться. Приходите, вы всегда будете здесь желанным гостем.

      Он уже встал и протягивал нам руку.

      – Простите меня… Я вас выставляю, мне надо заняться бухгалтерией… А тут еще они… только оргий мне не хватало…

      Он кивнул в сторону пруда.

      – До свиданья, Жан.

      – До свиданья, Поль.

      Эртер задумчиво посмотрел на меня. И сказал, растягивая слова:

      – Теперь, когда вы встали, у меня в памяти возникает совсем другой человек…

      – Кто же? – спросил Зонахидзе.

      – Один постоялец из отеля «Кастилия», который всегда возвращался поздно ночью… когда мы там работали…

      Зонахидзе, в свою очередь, окинул меня взглядом.

      – А