Время колокольчиков. Лиса Салливан

и горсткой имбирного печенья, производитель которого обещал на упаковке мне “вкус Рождества”. Ну-ка, где там ваш вкус Рождества? Требую Рождества!

      Глаза отказывались смотреть в сторону вполовину наряженной елки.

      Весь вечер после звонка Мэри я тщетно пыталась вернуться в состояние предпраздничной эйфории, пускала в ход Синатру, а он срывался на «Moon River», выгоняя меня на балкон курить и мерзнуть, прятать поочередно руки в карманы наброшенной куртки и ждать, безнадежно ждать запропастившуюся радость.

      В постели меня не развлекали книги, и я все-таки написала Коле: “Спокойной ночи”, на что он ответил: “Спокойной ночи”, и все несказанное нами ушло во внутренний диалог, мучивший бессонницей до четырех утра. И когда уже было принято решение, что нет смысла мять наволочки – в конце концов, мять наволочки в одиночку просто грустно – сон все-таки овладел мной, нарисовал несбыточные счастливые картинки, каким суждено сгореть в звенящем ужасе утреннего будильника.

      Но грустный чуть ближе

      отважного к риску

      Первые несколько секунд утро казалось добрым. Сон, блаженный сон, в котором я влюблялась, смеялась и говорила по душам, покидал ум подобно волне, уходящей от берега, чтобы вернуться громадиной, разбивающейся о камни.

      Будильник еще не звенел, и я, напуганная его молчанием, тут же вскочила, расплескав остатки сна на мятую простынь. Сквозь мутное зрение проступили угловатые цифры: “9:47”. С полчаса еще можно было нежиться в кровати, но реальность одернула меня, как дергают за руку слишком счастливых детей их строгие мамочки, и навязала привычный вид: угрюмый и суровый.

      Москва еще спала, в Москве глубокая ночь. А мне бы так хотелось написать: “Доброе утро”, по-дурацки добавить смайлик с широко улыбающимся Сантой и самой улыбнуться в прямоугольник смартфона.

      Но Москва еще спала.

      Вставая с кровати, я твердо решила послать днем короткое, но полное разочарования в мироустройстве бытия сообщение: “Утро”, чтобы Коля понял: не доброе, совсем не доброе у нее начало праздничного дня.

      Нос уже привык к ароматам елки. Кошка, разбрасывая короткие «мяк», рысцой бежала на кухню в надежде получить запоздавший завтрак. Но я вероломно свернула в ванную, и обманутое животное ненадолго скрылось за углом. Вскоре мохнатая черная мордочка протиснулась в щель незапертой двери, и, развалившись в распутной позе, кошка потребовала извинительных поглаживаний пузика – не менее минуты, в противном случае может случиться «кусь».

      На переносице покалывало, я нехотя поднесла руку к лицу и обнаружила болезненный бугор, твердый, как редиска. Зеркало подтвердило опасения, явив взору роскошный, отцентрированный аккурат промеж глаз величественный прыщ.

      – На новогодней вечеринке я буду единорогом!

      Воображению явился Коля, чернокудрый, в сияющих платиной доспехах. Минуя огонь и воду, крапивные заросли и шепчущий лживое ветер, он сбил тяжелый замок на входе в темницу прекрасной принцессы.