Гортензия в огне. Анастасия Сагран

будут считать, что я млею от одного твоего вида. Что, в принципе, правда. Но если все вокруг будут знать, что у тебя любовник и это не я, то меня будут считать жалким, обманутым глупцом, слепым, тупым и глухим. А мне такая слава ни к чему.

      – То есть из-за твоего тщеславия и я должна быть одинока и несчастна?

      – Это не тщеславие. Разумным не запрещено хранить честь и достоинство как внешний образ отражения кинъе перевёртышей.

      – Спасибо за лекцию, но ты несёшь просто дивный бред, – спокойно улыбнулась Эсса, и тут же, мгновенно вскипев, закричала: – Пошёл вон!

      – Ух, какая злая, – деланно испугался Уоррен. Ему уже некоторое время было весело – он очень гордился тем, что не поддался на очередную уловку Эссы. – Такая сладкая и такая злая.

      И тут она встала, абсолютно обнажённая, и подошла к нему. У Уоррена дух захватило. Веселиться или что-то говорить он уже никак не мог. Словно маленький мальчик в руках колдуньи, он задрожал, но послушно, зачарованный, сделал всё, что ей было нужно. И даже больше.

      Пытаясь продрать глаза утром, он не мог понять, как всё это произошло, как ей удалось его соблазнить, просто встав перед ним без одежды. Ему уже тысяча лет. И любовниц у него было достаточно. И тряпкой не был, и нарушить обет он боялся. Да и не слишком её разглядывал. Так что же случилось? Не влюбился же так, как об этом все подумали?

      Следовало поторопиться, и Уоррен наскоро привёл себя в порядок, оделся и ушёл, оставив спокойно спящую Эссу. У дверей в коридоре столкнулся с двумя дамами, смутившимися, пожалуй, ещё сильнее, чем он сам.

      У своей спальни он обнаружил адъютанта императора, и по одному взгляду понял, что Эрик ждёт его немедленно.

      – Доброго утра, наглый герцог, – поприветствовал его император, стоя у окна с чашкой кофе в руке.

      – Доброе утро. Прошу прощения?

      – Подойди сюда и посмотри на то, что этим утром увидел я.

      Элайн незамедлительно сделал это. И глазам не поверил.

      – Это ручей, протекавший неподалёку от замка. И за ночь он изменил русло, – рассказывал император. – Причём так значительно, что кроме как руку бога в этом не признаешь.

      То кристально прозрачная, то откровенно красная вода теперь текла прямо по той дорожке, по которой сутки тому отец вёл Уоррена через сад к конюшням.

      – Уверен, это чья-то шутка, – по возможности мягко сказал Уоррен.

      – Как и лужайка с распустившимися ночью цветами, – кивнул Бесцейн. – Лепестки имеют редкий оттенок голубого. Тот самый редкий оттенок, который романтично описывает Приближение Весны. Что-то там… в летнюю пору, когда пыльца парит в воздухе с самого раннего утра, а солнце только поднимается в безоблачное небо, на западе, над самым горизонтом, подёрнутая жемчужной дымкой голубизна… что-то там… в слегка сиреневый оттенок. Это про ваши глаза он так говорил. Уверял, что только ваши глаза так живо напоминают утреннее западное небо.

      – Но это…

      – Если я сказал, что послежу за вами, то, скорее всего так и есть, не так ли, Элайн? Мне не нужен особый дар Единого, чтобы знать, где вы находитесь. Надеюсь, ради вашего же блага, что Эсса в таком