Гортензия в огне. Анастасия Сагран

мозгов, чтобы обратить внимание на меня в детстве, и искренности, чтобы дать подзатыльник, пока отец этого не видит.

      – Это было всего один раз!

      – Я запомнил, будь уверен.

      – Как? Прошла тысяча лет.

      – Я и через четыре тысячи тебе этого не забуду.

      Элайн расхохотался. Да, однажды он действительно слегка двинул избалованному до фантастического уровня первенцу Роджера. Мальчишке достаточно было восьми недель, чтобы начинать задирать нос перед каждым новым учителем и тыкать беднягу в пробелы в знаниях. Исключение составляли некоторые преподаватели по дисциплинам военного дела, и в попытках превзойти и их, Джулиан шёл на самые разные меры. Однажды он собрал сервов дворца Енгори в прилегающем парке, разделил их на отряды и заставил их колотить друг друга. Но чтобы понять, как боль и страх боли влияют на сознание и способности, он заплатил сервам за серьёзные побои и принялся наблюдать. В ожидании Роджера и обещанной тренировки с ним, Уоррен и наткнулся на всё это. Сначала он остановил сервов, перекричав шум, а затем выругал прямо перед ними Джулиана, действительно дав подзатыльник. Роджер бы такого не сделал. Он обожал своего первенца так, как не обожала Джулиана его родная мать. И с присущим ему обаянием заставлял всех вокруг превозносить и бесконечно одобрять своего сына. Для Джулиана не существовало никаких законов в то время. Но сначала армия, а потом дед, Ричард Сильвертон, немного изменили его. Нет, Уоррен ни разу не посчитал себя ответственным за становление личности Джулиана Дарка. Сильвертон сделал бы то же самое, но его никогда не было рядом – в то время он был предводителем крылатых и фактически управлял делами на всей старой планете, своим авторитетом подавляя даже монархов людей.

      – Считай, что приказ о лишении тебя генеральского чина уже в силе, – тем не менее, сказал Джулиан.

      – Да ты сегодня очень зол и разговорчив, я посмотрю. Что-то случилось?

      Джулиан вдруг сузил глаза, и его верхняя губа хищно приподнялась, прежде чем он заговорил:

      – Я скажу, если ты встанешь на колени перед Эссой-при и попросишь у неё прощения.

      – За что? – задохнулся Элайн. – Что ты видел и где?

      – Я ничего не видел, но принцесса крови не должна быть недовольна поведением одного из моих подчинённых. Делай всё, что она скажет. В том числе, если придётся повеситься. Её улыбки меня не обманывают. Она тебя еле терпит.

      – Пф, Джулиан, тебе нет нужды опасаться, что тебя могут сместить. Это вообще невозможно. Ты можешь унижать Уайт-принца и дать такой же незабвенный подзатыльник Фенимору – тебя никто не заменит, и Бесцейны знают это лучше нас.

      – Я не опасаюсь ни за себя, ни за тебя. Но есть первоканон, Элайн, по которому армия должна у повелителя с руки есть, а власть должна любить своих солдат. Что-то не так – и вся смертоносная сила главного тандема империи теряется.

      Уоррен глубоко вздохнул. На колени?

      – И я должен сделать это на глазах у тебя?

      – Да.

      Оба немного помолчали.

      – Я это сделаю,