Гортензия в огне. Анастасия Сагран

я попробую угадать. Судя по твоей настойчивости в соблазнении святого, смею предположить, что ты переспала с кем-то, с кем спать было никак нельзя. Ты ведь хочешь, чтобы и я перешагнул грань, верно? Единый никак не наказал тебя за это. Ты хочешь увидеть, как Он накажет меня и успокоиться, посчитав, что только такие, как я, и достойны его внимания. Но, кроме этого, те запретные свидания были так мучительно, противоестественно и ненормально прекрасны, что до сих пор это – самое великолепное, что было в твоей жизни. Надеюсь, ты не нарушила закон, пока предавалась разврату?

      Он определённо отчасти был прав. Но отразившиеся страх и паника на её лице – вот что оказалось самым сильным из всего, что она испытывала, вспоминая свой "огонь". Не томление по тем мгновениям, не тоска, а страх… и что-то ещё. То, что жгло её изнутри.

      – Ты боишься, что кто-нибудь узнает? Или боишься кары? Или не хочешь повторения?

      Эсса явно хотела ответить, но не стала этого делать.

      – Или ты узнала, что твой отец по политическим или личным причинам тайно уничтожал сотни и тысячи разумных?

      – Что за бред?! – тут же возмутилась Эсса.

      – Значит никто, кроме тебя, не виноват в том, что с тобой творится, – сделал вывод Элайн. – Но чувство вины даже не гложет тебя. И только это объясняет твою ненависть к святости, целибату и… что-то там про идеальность. Значит, у тебя не было выбора. Такое переживать сложно и тяжело. Скажи мне, скажи мне всё.

      – Я никогда…

      Они оба вскинулись, потому что к ним снова двигалась кавалькада всадников. Теперь уже с севера.

      – Этот лес мог бы быть и больше, – проворчал Уоррен.

      На этот раз это были её родной брат Фенимор Бесцейн, герцоги-перевёртыши и принц Макферст с одним из наследников. Они окружили Эссу и Уоррена, задавая бодрые вопросы об утере лошадей и вспухших рубцах на лбу и щеке Элайна. О распахнутой куртке человеческой принцессы вопросов не было, хотя люди обычно мёрзнут в такое время года.

      Но Уоррен словно язык проглотил и не мог отвести взгляда от Эссы. Она вдруг превратилась в обычную себя, такую любимую всеми обаятельную принцессу крови Эссу Бесцейн. Солнечно-радостная, нежная леди улыбалась и шутила, и только в глубине её глаз один-единственный раз мелькнуло страдание. Это нечто невыносимое и постоянное – её огонь.

      Эсса унеслась в окружении доверяющих её улыбкам мужчин, и только принц Фенимор остался с Уорреном. Он спешился и задал вопрос, от которого Элайн похолодел:

      – Как вы посмели?

      Сказать ему, что вовсе не пытался приставать к Эссе, и что Фенимор – слепец, понятия не имеющий, что происходит с его сестрой?

      Но что-то ответить надо.

      – Она цела, невредима и уехала, как вы видели, с улыбкой на лице.

      – Члену императорской семьи не престало плакать и жаловаться, – не поверил принц Фенимор. – Но своему брату сестра расскажет, если кто-то оскорбил её.

      Элайн понял, что слишком долго молчит и смотрит в пустоту. В основном потому, что стало яснее ясного: Эсса расскажет Фенимору таких дивных гадостей, что увидеть лицо Эрика Бесцейна