Свет на теневую сторону. Людмила Федоровна Шалина

макету козла, согнутого из ленточки меди.

      – …Эх, Юра, видел бы ты нашего педагога Анатолия Ивановича Свиридова!

      На пластинке пел тенор арию Каварадоси из оперы «Тоска». Вера подпевала:

      – «О, не буди меня, дыхание весны», – краснели веки, срывался голос. – …Юра, хочется чего-то большого, настоящего. Почему Анатолий Иванович не делает в жизни того, что в проектах умеет?

      Юре надоело слушать о Свиридове:

      – Колеров обпилась что ли?

      Просиявшая было жена потухла, как перегоревшая лампочка.

      «И вот в равнину к нам певец другой придет… – продолжала пластинка. – …Буря грянет и всё развеет!»

      – Завтра Мишка как запоет басом Поль Робсона, опять том Алпатова на ухо класть будешь?!

      Вера принесла на кухню вазу в виде шара с белыми хризантемами. Цветы подарила сегодня мама на третью годовщину их свадьбы. Канун Нового года. Над столом висела в сумерках гирлянда ёлочных огоньков, накрученных на обруч. Огоньки мерцали искрами в бегущих из воды пузырьках воздуха. Розовый кекс, посыпанный пудрой, преломлялся в вазе. На сахарной пыльце бисквита играл свет хрустальных рюмок.

      – Давай писать натюрморт.

      – Валяй! Апосля начнём петь арии, шататься по улицам и вообще…, не махнуть ли нам в Верею, в Боровск?! По Золотому кольцу поехать бы! – бросить институт, проект, гравюру. И Мишку заодно…

      –…Тебе налить?

      – Что мне твоя кислятина? Беленькой бы… – Юра глянул в окно на шпиль университета и вдруг начал ловко сновать карандашом по альбомчику, объясняя замысел.

      – Сейчас кисти подать?

      – Только вот сосну минуточек шестьсот…

      Когда Юра укладывается рядом, худой и голенастый, – бьется о жену то «кормой», то носом, как катер у причала. «От тебя молоком пахнет».Гладит её и говорит, какая она гладкая.

      – Как натурщица под лампой…, – зажато роняя в темноте, чтобы он больше так не говорил.

      –…Вот окончу институт, – размышляет Юра, остывая у окна в накинутой на плечи рубашке, – голос его теперь хрипловатый, теплый, – поедем с тобой в мой город, вступлю в Союз, дадут трехкомнатную квартиру, мастерскую.

      – Всё, что там интересного – архитектура, росписи, монументальное искусство, – всё через Москву идет.

      – Неправда. Там много талантливых ребят, с которыми я ещё в Дом пионеров ходил. Только у них культуры маловато.

      –Вот именно… Юр, посиди со мной, – и свернулась сзади мужа подковкой.

      – Там многие ребята теперь в Союзе художников. И я за год вступлю. А в Москве надо ждать годами.

      – Давай лучше спать.

      Жилкины старались жить на стипендию. Два раза в неделю Вера давала уроки рисования в школе. Да ещё мама Веры брала работу перепечатывать на машинке, чтобы зятю с дочерью поехать бы летом в какой-либо древнерусский музейный городок.

      – Ольга Николаевна, вот окончу институт, всё вам сторицей выплачу!

      – Выплачивайте, Юра, непременно выплачивайте, – смеясь такой идее, и в мыслях не рассчитывая ни на какие