Меньше воздуха. Мария Потоцкая

же быть какой-то определенный механизм, по которому ломался организм, не могла же она просто «болеть».

      – Не думал, что у нее судороги могут быть, – сказал дядька. Выходит, и он, взрослый, не смог бы дать мне ответ. Я посмотрел на него, пытаясь разглядеть получше. На нем была кепка, похожая на картуз, козырек которой бросал тень на лицо, и у меня не выходило хорошенько рассмотреть его. Он был мужественным, большим, может, даже принцем, которого помотала жизнь.

      Я подумал, а вдруг это он?

      – А вы случайно не Илья?

      – Олег.

      Мое отчество было Ильич, но ни одного Ильи в окружении мамы я так и не видел за всю свою жизнь. Вот я и подумал, что раз ее кладут в больницу, то это самое благоприятное время, чтобы появиться перед своим сыном. Но так как он не был Ильей, то пускай катится на все четыре стороны.

      Я растерялся, не понимал, что нужно делать, поэтому поднялся в нашу квартиру. Состояние мамы меня пугало, но я знал, что не должен беспокоиться особенно сильно, ведь ее уже забрали врачи, это самое главное. Сейчас я никак не мог ей помочь. Может быть, стоило сходить до тети Иры, но мы там уже были. Или я должен был позвонить бабе Тасе, но мне не хотелось с ней разговаривать. Поэтому я пошел на кухню, налил себе чай и стал макать в него сухарик. Главное – довести маму до больницы, я знал такое по фильмам, а там уже ей помогут, я мог расслабиться, но у меня не выходило. Чай был темным как лужа, и мне расхотелось его пить. Сухарики тоже не лезли в горло, поэтому я просто обмакивал их и облизывал.

      Потом на кухню вышла баба Зина. Она стала жарить себе кабачки, периодически кидая на меня недовольные взгляды, будто если бы она отвернулась, я мог слизать ее кабачки со сковороды.

      – И чего мы здесь сидим? Где мама? – наконец проворчала она, когда поняла, что взгляды ее бесполезны.

      – В больнице она.

      – Давно?

      – Да только недавно, вот за полчаса до твоего прихода забрали.

      Баба Зина молча выключила плиту и куда-то делась. Вскоре за мной пришла тетя Ира и забрала к себе.

      Ночь я провел у нее дома, потом приехала бабушка. Прежде чем передать меня ей, тетя Ира сказала:

      – Если вам сейчас тяжело, я могу присмотреть за Гришей пока. Мы с ним хорошо ладим.

      Она была грустной женщиной все время, что я ее помнил, не только когда мама заболела. С ней все хорошо ладили, она не создавала конфликтов, а если кто-то другой провоцировал ее, она смотрела на обидчика своими оленьими грустными глазами, и агрессия растворялась сама собой. Мне тетя Ира нравилась, к тому же и самому не хотелось ее расстраивать, поэтому с ней я вел себя исключительно хорошо.

      Мне думалось, а чего это моей бабушке тяжело? Я проблем не доставлял, за мной не надо было ухаживать. Ну готовить еду, но ведь она и для себя ее делала. Ей могло быть грустно из-за болезни своей дочери, но пока я ни разу не видел, чтобы она плакала. Может быть, баба Тася тоже болела, это казалось бы логичным и даже немного правильным, она же была старше моей мамы больше, чем на целую жизнь. Да и пусть бы болела,