Меньше воздуха. Мария Потоцкая

и я понял наконец, что это моя кровь, стекающая с лица. Ее вкус обнаружился и во рту, щека слева горела, плечи, казалось, вот-вот выедут из своих суставов, и несколько болезненных отметин еще горели по моему телу.

      – А тебя я жизни научу, ой, как научу, – послышался голос деда надо мной. Он говорил спокойно, но я чувствовал кипящую злость внутри него. Где-то рядом вздыхала и охала бабкина тетка, ночная птица не испугалась нас и по-прежнему насвистывала мелодию. Мой гнев постепенно сменялся стыдливым страхом, и я надеялся, что мои глаза мокрые только от ударов по лицу.

      – Ты у меня научишься уважению, – он дернул меня за руки, и я подумал, что суставы в плечах все-таки не выдержат. Я попробовал еще раз вывернуться, но в этот раз вышло даже слабее.

      – Володь, парню четырнадцать лет, поздновато для таких мер, – примирительно сказал Михаил Львович.

      – Никогда поздно не бывает, сам знаешь.

      – Да что ты, подмять его под себя хочешь? Слабаком вырастет. А что тебя уважать стоит, думаю, он начинает понимать постепенно.

      – Начинает понимать? Начинаешь, тебя спрашиваю, понимать?

      Он сильнее прижал меня к столу. Гордость, вредность и обида за маму боролись во мне с желанием высвободиться, но ничто не побеждало, поэтому я продолжал молчать, чтобы не начать оскорблять его и не прогнуться под дедовским напором.

      – Володя, ради всего святого, это же Томин сын, – послышался даже в такой ситуации спокойный голос бабы Таси. Она говорила тихо, но слова ее звучали особенно ясно и важно.

      – Иди мой посуду. Это только наше с ним дело.

      Дед выругался, а потом ослабил хватку. Я выпрямился и быстро выбрался из-под него. В темноте я не мог рассмотреть, остались ли у него хоть какие-то следы от моих побоев, но дышал он тяжело.

      – Прогуляйся, подумай, а потом мы с тобой еще поговорим.

      Я попятился назад, не выпуская деда из вида, а когда отошел на безопасное расстояние, ринулся в сторону калитки. Мне не так хотелось убежать от побоев, сколько оказаться как можно скорее где-то вдалеке от всех них.

      – Гриша, подожди! – услышал я голос бабы Таси за спиной, но останавливаться я уже не стал.

      Я замедлил бег только в перелеске между дачей и городом, когда миновал все дома на садовых участках и скрылся от людей. Щека больше не кровоточила, губа распухла, синяки на теле не казались пугающими. С таким же результатом я мог свалиться и с дерева. Обида не проходила, я жалел, что у меня не вышло отмутузить его хорошенько, поэтому я думал, что наша с ним война еще не закончена. Я решил выбросить его вещи из окна и пустить слух, будто бы в тюрьме его опускали.

      Но домой идти не хотелось. Я знал, что если бы я пришел к Боре, каждый бы, кого я встретил в квартире, поворчал по поводу моего позднего визита, но никто бы не стал меня выгонять. Мне не составило бы труда и остаться у него ночевать, и вытащить его гулять на всю ночь. Но оказалось, не он был нужен мне сейчас. Я повернул к Надиному дому.

      Когда ее отца не было, я уже несколько раз заходил в гости в ее квартиру, где ц