Меньше воздуха. Мария Потоцкая

в больницу. Мне хотелось взять из дома что-то для мамы, чтобы порадовать ее в палате. Я долго перебирал ее вещи, вспоминая, что она любила, и в итоге взял ее золотую медаль и рижские духи.

      Отчего-то я ожидал, что мама будет в очках, раз у нее почти пропало зрение с одной стороны. Но ей почему-то не дали их, она лежала, прикрыв один глаз, а другой щурила совсем не своим жестом. То ли она успела исхудать еще больше, то ли в больничных стенах это казалось для меня заметнее. Руки ее казались тоньше моих.

      Когда я зашел, она не стала подниматься, но довольно бодро постучала по стулу рядом с собой.

      – Моя радость ко мне пришла. Как ты?

      Мама никогда меня так не называла, может быть, только так давно, что я этого уже не помнил. Я пожал плечами, дело было вовсе не во мне.

      – Мам, я уже так соскучился!

      – И я соскучилась, Гришенька, так бы никогда тебя не отпускала бы, – она протянула ко мне руки, и я ее обнял. Мама казалась хрупкой и костистой, как птица. От нее странно пахло больницей, будто бы та пустила в внутрь свои корни. Хорошо, что я прихватил с собой ее духи. Я протянул ей флакон с медовой жидкостью, а за ней и медаль.

      – Не французские, но мои любимые, – мама заулыбалась, – И моя победа.

      Она повертела медальку в руках, а потом без лишнего сожаления вложила мне в руку.

      – Это тоже тебе, сохрани ее, Гришенька.

      Я не понимал, почему тоже, ведь она ничего больше не вручала. Мне было жутко, то, о чем все знали, думали, но не говорили вслух, стало доходить и до меня. Я посмотрел на мамин халат, казалось, что ее грудь осталась на месте. Операции не было, ведь иначе это бы прозвучало хотя бы раз в беседе тети Иры и бабы Таси.

      Все время, что мне позволили остаться с мамой в больнице, она говорила, как она любит меня, рассказывала про свое детство и гладила по голове. Я сидел на стуле рядом, и ножки его постоянно скрипели, потому что я пытался податься к ней все ближе. Несколько раз медсестра говорила, что мне пора уходить, но мама меня отвоевывала. Но в конце концов мне все-таки пришлось проститься с ней. Когда я выходил из палаты, мама улыбалась.

      Ночью я неподвижно лежал на маминой подушке, которая уже вся пропахла мной. У меня будто бы исчезли мысли из головы, но в то же время я не мог не только уснуть, но и закрыть глаза. Уже когда рассвело, мои мысли снова стали набирать обороты. Я подумал, а вдруг они ошибаются? Все, даже мама. Никакой это не рак, нет никаких метастазов, и даже судороги – это всего-навсего дрожь. Что-то там в груди – просто ее особенность, потеря зрения – это конъюнктивит, слабость и худоба – это от стресса, а анемия – это просто набор букв? Не могло же такое случиться с нами, я всегда был только с ней, бабка не вмешивалась в нашу жизнь особенно сильно, с тетей Ирой они просто вместе веселились, даже для них у нас не было достаточно места, не говоря уже о болезни. И ведь если это случилось с ней, значит, что-то должно было произойти и со мной.

      Я хотел поделиться этими мыслями с бабкой, но она вставала ни свет ни заря и уже покинула комнату, когда я все это надумал. Обычно баба