Чёрный лёд, белые лилии. Ольга Романовна Моисеева

чёрных бровей. Твёрдая линия подбородка, правильный нос, неприязнь в тёмных, с прищуром, глазах. И движения: скупые, отточенные, размеренные. Щёгольски-ленивые.

      Тане захотелось вдруг рассмеяться. Он подошёл, смотря, кажется, сквозь неё. Будто её не было. И это тоже раздражало.

      – Где книга?

      – Какая? – медленно ответила она, удерживая дыхание.

      – Их было пять, и сверху была серая. Это твоё хобби – пытаться сделать из меня дурака? Как фамилия? – процедил он сквозь зубы, лениво оглядывая коридор, как если бы хотел быть не сейчас и не здесь.

      – Курсант Соловьёва.

      Будто начисто забыл её со вчерашнего дня. Будто в первый раз видит.

      Вдруг вспомнилось: Калужный. Его зовут Калужный. Странная фамилия.

      Она не любила такую необоснованную злость. Это просто старший лейтенант Калужный, который не помнит её фамилии и хочет загнать её в гроб. И пусть не помнит, и пусть хочет.

      – Где книга?

      – Я не понимаю, о чём вы говорите, товарищ старший лейтенант, – ещё медленнее и тише выдохнула Таня. Будто это могло ей помочь. Было иррационально страшно от его скучающего взгляда.

      Несколько секунд Калужный молчал, всё так же глядя сквозь неё, а потом вдруг заговорил тихо:

      – Твой кубрик?

      – Пятый, – ответила она, неосознанно теребя подол кителя и наблюдая, как его бледные губы складываются в тонкую полоску.

      – Я планировал сначала проверить четвёртый, но так как курсант Соловьёва очень хочет, – пожал плечами он и, сделав небрежный знак рукой следовать за ним, быстро вошёл в пятый.

      Выйди оттуда, свали с их этажа, уходи. Ты лишний, лейтенант Калужный. Ты здесь лишний.

      Таня, конечно, промолчала. Только быстро облизнула губы и нахмурилась.

      Хорошо, что они убирались вчера вечером. Калужный поморщился, осматривая чистое помещение: будто не поверил. Затем блеснул тёмными глазами, быстрым, точно рассчитанным движением распахивая дверцы шкафа. Как актёр перед публикой. Таня вздрогнула, когда он с безошибочной точностью достал оттуда её потёртый коричневый чемодан. Молния расстегнулась с мерзким звуком.

      Заглянув через широкие плечи присевшего старлея внутрь, Таня болезненно улыбнулась, точно не зная, почему. Просто подумала: как же мало в ней осталось той Тани, что полтора года назад боязливо переступила этот порог. Той Тани, которая обожала читать, обожала красивые длинные летящие платья, на которые у неё никогда не было денег, Тани, шкаф которой был вечно набит тёплыми разноцветными вещами.

      В чемодане давно не осталось ни одной из них. Форма, уставные майки, запасные чёрные носки, белое бельё. Куда ушли её махровые свитера, платьица в крупный горох, развевающиеся на ветру, яркие широкие юбки, кружевные красивые маечки?

      – Ну и что это? – усмехнулся Калужный, оглядывая книгу, лежащую поверх всех вещей.

      Захотелось врезать ему. Дать в нос со всей силы.

      – Это Льюис, – процедила она.

      Если вам это, конечно, о чём-то говорит.

      Тот