Чёрный лёд, белые лилии. Ольга Романовна Моисеева

смотри же, если предложат поехать в какое-нибудь спокойное место, ты не отказывайся.

      Ей очень хочется сказать, что это трусость и что она никогда не пойдёт на такое. Но матери… Разве есть дело матери, труслива её дочь или смела? Вглядываясь в мамины глаза, Таня понимает: нет. Была бы только жива и здорова.

      – Конечно, не буду. Очень даже может быть, что так и случится, ― она замолкает, глядя на маму. И понимает ― всё она уже знает: и что кормят их ужасно, и что не топят часто неделями, и что ни в какое безопасное место Таня никогда не поедет.

      – Ну, пора, вы опоздаете так. Очень жалко, что не могу вас проводить, но ты понимаешь ведь, нас так легко не отпускают посреди дня, ― сказала она. Мама принялась застёгивать куртку, а Таня подошла к Рите и, улыбнувшись, вынула наушник из её уха. Музыка не играла.

      – Ты ведь всё ей наврала? ― пожала плечами Рита, глядя в пол. Таня промолчала. ― А что, если ты тут погибнешь? ― Рита подняла голову. В глазах стояли слёзы.

      – Ну что ты, ― Таня мгновенно обняла её. ― Что ты. Здесь правда безопасно. Не волнуйся за меня. Только не забывай, о чём мы говорили. Хорошо?

      Рита, всхлипнув и не разрывая объятий, кивнула. Тане вдруг сделалось страшно. Показалось, что они никогда больше не увидятся.

      – Ну, всё, ― она вытерла слёзы с лица Риты. ― Всё, всё. Не плачь.

      – Не волнуйся за них, я справлюсь, ― кивнула Рита, а потом её губы снова задрожали, ― только ты не умирай, пожалуйста.

      Не умирай, пожалуйста. Будто всё уже решено.

      – Нет, конечно нет, ну что за глупости. Посмотри, сколько людей возвращается с войны! Я тоже обязательно вернусь, ― она выдавила из себя улыбку, пряча ужас, а потом повернулась к Вике и Димке, стоящим рядом. ― Ну что, хулиганы?

      – Я тоже хочу воевать, ― Димка смотрел исподлобья.

      – Милый мой, хороший, ― Таня чувствовала, что ещё немного, и она всё-таки заплачет. ― Какой же ты уже взрослый.

      – Все взрослые воюют, ― упрямо мотнул головой он. Таня обняла и его.

      – И ты будешь. А пока заботься о маме и сёстрах, хорошо?

      – Ты воюешь за меня. Это неправильно. Я мальчик, а ты девочка.

      Дима кусал губы. Глаза были сухие. Таня поправила его тёмно-русую чёлку и взяла лицо брата в ладони.

      – Я знаю, Дим. Пока я поручаю тебе всю нашу семью. Ты ведь сможешь защитить их? ― Дима кивнул. ― Молодец. Скоро я приеду к вам и спрошу, как ты защищаешь сестёр и маму. Я уверена, что ты всё сможешь.

      – Почему ты не едешь с нами? ― тихо спросила Вика, стоя рядом с братом. Таня улыбнулась и присела на стул перед ними. Как же сложно сказать.

      – Смотрите: вы должны помогать маме, верно? Если маму кто-то обидит, вы ведь будете защищать её? ― оба кивнули, и Таня продолжила: ― Наша страна ― это тоже как мама. Её обидели, очень сильно обидели. Разве я могу не заступиться за неё? Разве хорошие детки так поступают? ― она улыбнулась сквозь слёзы. ― Скоро вы вырастите и тоже станете защищать её, я уверена. А пока я поручаю вам нашу маму, ― Таня кивнула на двери, в которых застыла мама. Она плакала.

      – Всё, всё, вам пора. Пишите мне чаще. Слышишь, Дима? Чтобы каждую неделю по письму получала, обо всём пиши,