Огонь и сера. Линкольн Чайлд

под локоть.

      Элегантно, с подчеркнутым достоинством, директор снял микрофон со стойки.

      – Приветствую всех вас, – видимо, не сочтя нужным представляться, сказал он. – Мы здесь, чтобы почтить память нашего друга и коллеги Джереми Гроува. Почтить, однако, не кислыми минами и траурными речами, а едой и выпивкой, под музыку и с весельем.

      Как только речь началась, Пендергаст замер, но его взгляд безостановочно рыскал по залу.

      – Впервые я встретил Джереми Гроува лет двадцать назад, когда он писал обзор нашей выставки работ Моне. То была классическая статья в стиле Гроува, если можно так выразиться.

      Что значит «стиль Гроува», знали все, и рябь смеха тронула гладь тишины.

      – Помимо всего прочего, Джереми Гроув всегда говорил правду – такой, какой ее видел, решительно и со вкусом. Многие званые обеды остались бы серыми, если бы не его острый, как рапира, ум и непочтительные реплики…

      Отключившись от происходящего, д’Агоста наблюдал за Пендергастом. Фэбээровец в деле – зрелище потрясающее. Наметив цель, он двинулся к ней с плавностью акулы, почуявшей кровь. У стола с выпивкой угощался молодой человек с аккуратной козлиной бородкой и невероятно большими и ясными голубыми глазами. Хрустальный кокон бокала пауком сжимали пальцы еще длиннее и тоньше, чем у Пендергаста.

      – Морис Вильнюс, художник-абстракционист, – пробормотал фэбээровец. – Один из тех, кто пользовался особым вниманием Гроува.

      – Что значит «особым вниманием»?

      – Несколько лет назад Гроув написал критическую статью на его работы. Вот самая яркая фраза: «Своей заурядностью его картины вызывают благоговейный трепет. Нужен особый талант, чтобы творить посредственность на таком уровне, и Вильнюс обладает этим талантом в избытке».

      Д’Агоста проглотил смешок:

      – Убить за такое не грех.

      Поспешно сделав серьезную мину, он с Пендергастом направился к Вильнюсу, который как раз обернулся.

      – А, Морис! Как поживаете? – спросил Пендергаст.

      Угольно-черные брови художника приподнялись, и д’Агоста, хлебнувший в свое время критики, ожидал взрыва гнева или хотя бы негодования. Однако лицо Вильнюса озарилось широкой улыбкой.

      – Мы знакомы?

      – Мельком – на открытии вашей выставки в галерее «Деллитт» в прошлом году. Моя фамилия Пендергаст. Я подумываю купить кое-что из ваших чудесных работ для апартаментов в «Дакоте».

      – Польщен, – еще шире улыбнулся Вильнюс. – Приходите в любое время, – добавил он с русским акцентом. – Пожалуй, сегодня. Вы станете моим пятым покупателем на этой неделе.

      – Неужели? – стараясь не выдать удивления, произнес Пендергаст.

      На заднем плане директор бубнил:

      – …Человек мужественный и решительный, он «не ушел покорно в мрак ночной»…[9]

      – Морис, – продолжил Пендергаст. – Я бы хотел поговорить о Гроуве, о его последней…

      Внезапно в разговор вмешалась женщина средних лет,

9

Цитата из стихотворения Дилана Томаса «Не уходи покорно в мрак ночной» (перевод Г. Кружкова).