Огонь и сера. Линкольн Чайлд

человек полон темных секретов. Он итальянец, а вы же их знаете.

      – Мы, итальянцы, заблудшие твари, – улыбнулся граф.

      С любопытством посмотрев на Фоско, д’Агоста поразился его глазам темно-серого цвета, похожим на два глубоких колодца кристально чистой воды. Несмотря на возраст под шестьдесят, лицо графа светилось здоровьем.

      – И наконец, я, – продолжила леди Милбэнк. – Разрешаю предположить, что у меня был идеальный мотив. В конце концов, мы с Гроувом были любовниками. Cherchez la femme[10].

      Д’Агоста вздрогнул, но вздрогнул и Фредерик. Похоже, фантазия нарисовала обоим одну и ту же картину.

      – Прошу простить, – тихонько ретировался критик, – у меня важная встреча.

      – Полагаю, – улыбнулась леди Милбэнк, – по поводу нового назначения?

      – По правде говоря, да. Мистер Пендергаст, рад был познакомиться.

      В разговоре возникла короткая пауза. Серые глаза Фоско остановились на Пендергасте, и на губах графа заиграла улыбка.

      – Что ж, мистер Пендергаст, – сказал итальянец. – Прошу, поведайте, как с этим делом связана ваша служба?

      Пендергаст спокойно достал бумажник и открыл его медленно, благоговейно, словно шкатулку с драгоценностями. В свете большого зала сверкнул значок.

      – Ecce signum![11] – восхищенно воскликнул граф.

      Пожилая дама отступила на шаг.

      – Вы? Полицейский?

      – Специальный агент Пендергаст, Федеральное бюро расследований.

      – Ты знал, – накинулась леди Милбэнк на графа. – Знал и позволил мне сделать нас подозреваемыми!

      – Как только мистер Пендергаст подошел, – улыбнулся граф, – я распознал в нем полицейского.

      – Но я не распознала в нем агента.

      – Надеюсь, сэр, – обратился граф к Пендергасту, – информация Эвелин принесет пользу?

      – И большую, – ответил Пендергаст. – Много слышал о вас, граф Фоско.

      Граф улыбнулся.

      – Полагаю, вы с Гроувом долгое время дружили?

      – Нас объединяла любовь к музыке и живописи, а еще к их величайшему союзу – опере. Вы, случайно, не любитель оперы?

      – Нет, не любитель.

      – Нет? – Брови графа выгнулись дугой. – Почему же?

      – Всегда считал оперу вульгарной и инфантильной. Предпочитаю симфонию – чистую музыку, без мишуры декораций, костюмов, мелодрамы, секса и крови.

      Д’Агосте показалось, что граф застыл как громом пораженный. Однако потом он понял, что Фоско тихонько смеется, – это было видно по едва заметному колыханию тучного тела. Смеялся граф достаточно долго, а затем, промокнув платочком уголки глаз, уважительно захлопал в пухлые ладоши.

      – Ну-ну. Вижу, вы джентльмен твердых взглядов. – Он наклонился к Пендергасту и запел глубоким басом, слегка перекрывая шум в помещении:

      Braveggia, urla! T’affretta

      a palesarmi il fondo dell’alma ria!

      Выпрямившись, граф просиял и огляделся.

      – «Тоска», одна из моих любимых.

      Пендергаст слегка поджал губы.

      – «Кричи, хвастун! –

10

Ищите женщину (фр.).

11

Вот знамение! (лат.)