Огонь и сера. Линкольн Чайлд

– насмешка или же снисхождение.

      – Нет-нет, как можно! – Рен попытался взять себя в руки. Все же быстро он забыл об этом мудром голосе и старомодных, изящных оборотах речи. Забыл, как светятся глубиной времени глаза на молодом прекрасном лице. – Как же ты проводишь время, Констанс?

      – Довольно обыденно. По утрам Алоизий наставляет меня в латыни и греческом, а днем я предоставлена самой себе: по большей части изучаю коллекции, исправляю неточности в ярлыках, если таковые встречаются.

      Рен метнул быстрый взгляд на Пендергаста.

      – Затем у нас поздний чай, и Алоизий читает для меня газеты. После обеда он заставляет меня играть на скрипке, заверяя, что ему нравится моя игра.

      – Констанс, в мире нет человека честнее доктора Пендергаста.

      – Я бы сказала, в мире нет человека тактичнее.

      – Как бы то ни было, я надеюсь, однажды ты сыграешь и для меня.

      – С превеликим удовольствием. – Констанс вновь присела в реверансе.

      Рен кивнул и направился к выходу, но тут девушка его окликнула. Обернувшись, Рен удивленно приподнял густые брови.

      – Еще раз спасибо, мистер Рен, – сказала Констанс. – За все.

      Рен шел по коридору к выходу в сопровождении Пендергаста и гулкого эхо.

      – Вы читаете Констанс газеты?!

      – Само собой, тщательно подбираю статьи. На мой взгляд, это лучшая форма социальной… социальной декомпрессии, скажем так. Мы уже дошли до тысяча девятьсот шестидесятых годов.

      – А ее ночные… э-э… вылазки?

      – Под моей опекой ей нет нужды добывать пропитание. Я подобрал место для укрепляющих прогулок – от сестры бабушки мне досталось имение на реке Гудзон. Оно все равно пустует. Если все пойдет гладко, Констанс скоро вновь увидит солнечный свет.

      – Солнечный свет… – медленно повторил Рен, словно пробуя слова на вкус. – Диву даешься, как она продержалась все время там, в тоннеле у выхода к реке – после того, что случилось. И почему только Констанс открылась мне?!

      – Должно быть, вы подкупили ее тем, как заботились о коллекциях. Или она дошла до точки, когда пришлось позабыть об осторожности и выйти к людям.

      – Вы уверены, – покачал головой Рен, – точно уверены, что ей всего девятнадцать лет?

      – Физически – да, но я бы не стал ограничиваться возрастом тела.

      У входной двери Рен подождал, пока Пендергаст отопрет ее.

      – Спасибо, Рен, – сказал фэбээровец.

      В открытую дверь ворвался ночной воздух, принося с собой далекие звуки уличного движения.

      Переступив через порог, Рен обернулся:

      – Вы уже решили, как поступите с ней?

      Некоторое время Пендергаст молчал, затем просто кивнул.

      Глава 8

      Перенесенный по кусочкам из флорентийского палаццо Дати и кропотливо воссозданный салон эпохи позднего Ренессанса стал одним из самых примечательных мест музея искусств «Метрополитен». Сегодня этот внушительный, но в то же время скромный и строгий выставочный зал выбрали, чтобы провести поминки по Джереми