В чужой игре. Николай Александрович Старинщиков

сам объяснишь, крылатый?

      Вовочка сказал то, что думал. Матрос считал себя чуть ли не вором в законе – значит, крылатый и есть.

      – Куда баллоны катишь?..

      Матрос откинулся к стене, сунул руку в карман брюк, однако пальцы застряли внутри. Не вынуть нож с выкидным лезвием – для этого вначале подняться надо.

      Он вскинулся было кверху, но Садовский, сидя, тут же щелкнул его кулаком в лоб. Голова у Матроса стукнулась о бетонную стену, тело поехало книзу. Садовский вскочил и добавил еще раз. По отвислым губам.

      Вову схватили под руки, но тот и не думал вырываться. Высвободил руки и присел к столу с довольным видом. Кто теперь у них самый крутой? Похоже – Кочан. Все стальные отойдут под него. В том числе и Бушуев Василий Андреевич, по кличке Матрос. Не очень-то он теперь походит на главаря.

      Матроса под руки отвели в спальню, уложили на диван. В кармане у него обнаружился складной нож с выкидным лезвием. Конькова трясло: в его квартире могло случиться смертоубийство – это он ребрами чуял.

      Представив залитые кровью обои, Жеребец содрогнулся. Зря связался с Матросом и со всеми остальными, и назад теперь не шагнуть – слишком увяз.

      А Вовочке хоть бы хны. Не тревожат его воспоминания о безоблачном прошлом. Может, таким и родился, с насквозь истлевшей душой.

      – У меня к вам серьезный базар, – проговорил Садовский. – Этот пусть спит там, а мы должны решить.

      Коньков с Вагиным настроились слушать.

      – Короче, – продолжил Вовочка. – Мне этот гад вот где сидит!

      Он чиркнул пальцем себе по горлу и продолжил, запинаясь и прыгая с пятого на десятое:

      – Щебечет Матрос вроде бы правильно. Прекрасно! Но кто он такой? Кому он на уши двигает… – Вовочка нервничал. – Здесь Матросу не дельфинарий! Кого он вздумал на лезвие посадить!..

      Пацаны молчали. Коньков мучительно думал о возвращении родителей. Вагина, вероятно, искала мать, рыская по всему Новому городу

      – Короче, – подвел черту Вовочка. – Этот больше у нас не хозяин.

      – Кто тогда? – спросил Коньков. Ему уже чудился выход из сложившейся ситуации.

      – Никто! – ответил Садовский. – Обойдемся! У нас будет демократия. Как решим, так и будет. И пусть все деньги вернет в общак, которые упер. Дурачков теперь нет для него.

      – Действительно.

      – Тогда выпьем за наш союз, пока этот не щекотнулся.

      Коньков наполнил рюмки, и парни снова выпили.

      Из зала вначале донеслось шевеление, затем шлепки ладоней по телу. Вслед за этим Матрос пробурчал утробным голосом:

      – Расплодились, сволочи!

      Парни прислушались.

      – На мух ругается, – догадался Вовочка. Он затянулся сигаретой и продолжил: – Короче, я всё сказал. У нас не бычий отдел, и он не комендант… Я доходчиво объясняю?

      Ему никто не ответил: в коридоре раздались шаги, и на кухню вышел взлохмаченный Матрос.

      – Как выбираться будешь – подумал? – шепелявил он разбитой губой. Потом замолчал, бегая глазами