Кентерберийские рассказы. Джеффри Чосер

вам?

      Скажите мне, и я ему воздам.

      Зачем вы в платье черное одеты?»

      Тут старшая в толпе несчастной этой,

      Издав предсмертному подобный стон,

      Которым каждый был бы поражен,

      Сказала: «Господин, себе по праву

      Победой ты стяжал и честь и славу,

      И нам нельзя завидовать тебе;

      Но нашей горестной внемли мольбе

      И смилуйся над жалкой долей нашей,

      Хоть капля сострадания из чаши

      Твоих щедрот на нас пусть упадет,

      Ведь каждая из нас ведет свой род

      От княжеской иль королевской крови, —

      Меж тем в пыли влачим мы век свой вдовий,

      Коварный рок, увы, неумолим:

      Всех давит злобным колесом своим.

      О господин, мы ждем тебя с войсками

      Уж целую неделю в этом храме

      Богини милосердья. Помоги нам,

      Яви себя всесильным властелином.

      Я, что сдержать рыданий не умею,

      Была женой владыки Капанея,

      Который в Фивах пал в проклятый час.

      Проклятие да ляжет и на нас,

      Рыдающих теперь перед тобою.

      Мужей лишились мы во время боя,

      Когда был город Фивы осажден.

      Теперь же – горе нам! – старик Креон,

      Что ныне царствует в пределах Фив,

      Исполнен гнева и несправедлив,

      Тиранства ради и из жажды зла,

      Чтоб обесчестить мертвые тела

      Фиванцев, павших в лютой битве той,

      Велел сложить из трупов холм большой,

      И ни за что не допускает он,

      Чтобы сожжен был кто иль погребен:

      Всех псам обрек он мерзостным приказом».

      И с этими словами дамы разом

      Все пали ниц, издав плачевный стон:

      «О, пожалей нас, безутешных жен,

      Чтоб горесть наша в грудь твою вошла».

      Тут знатный герцог вмиг сошел с седла,

      Скорбя об их несчастье и позоре.

      Он думал, сердце надорвется с горя,

      Узнав о том, что довелось снести

      Недавно жившим в славе и в чести.

      Фиванок он в объятья заключил,

      Стал тихо утешать по мере сил

      И в том им дал торжественное слово,

      Что всей своею мощью так сурово

      Мучителю Креону отомстит,

      Что в Греции народ заговорит

      О том, как поступил Тезей с Креоном,

      Достойным казни по любым законам.

      И в тот же час, не мешкая ничуть,

      Он, распустив свой стяг, помчался в путь —

      К твердыне Фивам во главе дружины.

      Не въехал он и не вошел в Афины,

      Не отдыхал и половины дня,

      Всю ночь в походе не слезал с коня,

      Царицу ж Ипполиту той порой

      С красой Эмилией, ее сестрой,

      Послал в Афины жить в чести и в холе,

      А сам на бранное помчался поле.

      С копьем и со щитом, багряно ал,

      Бог Марс на белом знамени сиял,

      По складкам стяга всюду блеск свой сея,

      А рядом трепетал флажок Тезея,

      Весь златом тканный: там набит, глядите,

      Тот Минотавр, что им сражен на Крите.

      Так ехал герцог, славный сын побед,

      А