Кентерберийские рассказы. Джеффри Чосер

с бороды его, с косматой гривы

      Ни ртуть, ни щелок, ни бура, ни сера

      Не выжгли бы налета грязи серой,

      Не скрыли бы чесночную отрыжку

      И не свели бы из-под носа шишку.

      Чеснок и лук он заливал вином

      И пьяным басом грохотал, как гром.

      Напившись, он ревел в своей гордыне,

      Что изъясняется-де по-латыни.

      А фраз латинских разве три иль две

      В его тупой застряли голове

      Из формул тех, что много лет подряд

      В суде при нем твердили и твердят

      (Так имя Вальтер повторяет бойко

      Хозяином обученная сойка).

      А вот спроси его и, кроме дури,

      Одно услышишь: «Questio quid juris?» [69]

      Прожженный был игрок он и гуляка,

      Лихой добытчик, дерзкий забияка.

      За кварту эля он бы разрешил

      Блудить пройдохе, хоть бы тот грешил

      Напропалую, с простака ж он шкуру

      Сдирал, чтоб рот не разевал тот сдуру.

      Найдя себе приятеля по нраву,

      Его учил церковному он праву:

      Как отлучением пренебрегать,

      Коль в кошельке не думаешь скрывать

      Свои деньжонки. «Каждому понятно.

      Что рай никто не обретет бесплатно.

      И ты себя напрасно, друг, не мучь.

      Скрыт от викариева [70] рая ключ

      В твоей мошне». Он в этом ошибался:

      Насколько б человек ни заблуждался,

      Но хоть кого на верный путь направит

      Викарьев посох иль «Significavit». [71]

      Знал молодежь во всем он диоцезе [72]

      И грешникам бывал не раз полезен:

      Им в затруднениях давал совет.

      Был на челе его венок надет

      Огромный, – словно с вывески пивной. [73]

      В руках не щит был – каравай ржаной.

      С ним Продавец был индульгенций папских,

      Он приставу давно был предан рабски.

      Чтобы его получше принимали,

      Он взял патент от братства Ронсеваля. [74]

      Теперь, с товаром воротясь из Рима,

      Он, нежной страстью к приставу томимый,

      Все распевал: «Как сладко нам вдвоем!» —

      Своим козлиным, жидким тенорком,

      И друг его могучим вторил басом,

      Мог голос зычный спорить с трубным гласом.

      Льняных волос безжизненные пряди

      Ложились плоско на плечи, а сзади

      Косичками казались, капюшон

      Из щегольства давно припрятал он

      И ехал то совсем простоволосый,

      То шапкой плешь прикрыв, развеяв косы

      По новой моде – встречным напоказ.

      В тулью был вшит Нерукотворный Спас.

      Он индульгенций короб, с пылу с жару,

      Из Рима вез по шиллингу за пару.

      Глаза его, как заячьи, блестели.

      Растительности не было на теле,

      А щеки гладкие желты, как мыло.

      Казалось, мерин он или кобыла,

      И хоть как будто хвастать тут и нечем —

      Об этом сам он блеял по-овечьи.

      Но что касается святого дела —

      Соперников не знал, скажу я смело.

      Такой искусник

69

«А что говорит закон?» (лат.). – формула, которой начиналось судопроизводство.

70

Викарий – здесь: помощник епископа, в частности, по дисциплинарным и брачным делам, по вопросам наследования, по вопросам семейного права и всем преступлениям против религии и морали.

71

«Significavit (nobis venerabilis pater)» («Указал нам досточтимый отец») – первые слова формулы, произносимой при заточении отлучаемого от церкви грешника.

72

Диоцез – епископский округ.

73

Вывеской английским средневековым пивным служил горизонтальный шест с большим ивовым венком.

74

. Братство Ронсеваля. – Странноприимный дом для паломников в Ронсевале (Наварра) имел в Лондоне отделение (госпиталь Ронсевальской божьей матери), которое, как и все заведения этого рода, торговало всякими реликвиями и индульгенциями.