Розмысл царя Иоанна Грозного. Константин Шильдкрет

плечико голове ее, в медлительности шага и чуть вздрагивающей, точно от скрытых рыданий, спине, в тонких изломах всей стройно вылепленной фигурки было что-то до того скорбное и умильное, что у Выводкова, помимо воли, сразу растаял гнев.

      – Клаша!..

      Лицо его вытянулось и потемнело. Пальцы судорожно щипали русый пушок бороды.

      – Не гневайся на меня, бесноватого!..

      И, двумя прыжками догнав девушку, благоговейно приложился к шелковому завиточку, непослушно выбившемуся из-под холщовой косынки.

      – Не гневаешь ты меня, а кручинишь.

      Васька уселся на землю и привлек к себе слабо упиравшуюся Клашу.

      – В подклете-то не людишкам быть, а казне. Эвона, како князь обернул.

      Она безразлично пожала плечами.

      – По моему бы, по девичьему умишку, не все ли едино, где холопю голодную ночь ночевать?

      Выводков растерянно захлопал глазами. От простых и спокойных слов девушки ему стало вдруг как-то не по себе.

      – А и впрямь, – глухо вытолкнул он из груди, – подклет аз подгонял под хоромины, а пузо холопье не сдогадался замуровать.

      – И не кручинься, выходит.

      Они умолкли, задумчиво уставившись в тихие сумерки. Над головами неслышно закружилось воронье и устало облепило серую тень придорожной черемухи. Сквозь раскинутый по небу прозрачный покров там и здесь желтыми бабочками ложились звезды.

      – Ишь, добра колико! Чать, всю губу прокормишь горохом тем, – болезненно усмехнулся рубленник.

      – Грезится тебе, Вася!

      – Кой грезится! Ты поглазей, колико пораскинуто в небе золотого горошку.

      Клаша укоризненно покачала головой и незло пожурила:

      – Охальник ты!

      Над вздремнувшим ручьем мирным стадом овец клубился туман. Из-за леса, шурша примятой травой, подкрадывался влажно вздыхающий ветер.

      – В избу пора, – поежилась от сырости девушка.

      Васька неохотно поднялся.

      – Пошел бы аз в лес, да николи не обернулся сюда.

      Она ласково прижалась к нему.

      – Аль попригожей место сыскал?

      – И сыщем! Неужто с тобой доли не сыщем?

      И, снова усевшись, Выводков спрятал голову у нее на груди.

      – Возьмем мы с тобою на Волгу путь. Слыхивал аз, живут там холопи при полной волюшке да веселье.

      Клаша перебирала длинными, тонкими пальцами, пропахнувшими землей и свежей зеленью, его шершавые кудри и о чем-то мечтала.

      – Чуешь, девонька?

      – Чую, Васек… Токмо… с отцом како быть?.. За нас с тобой забьет князь отца-то…

      Васька присвистнул:

      – Како, выходит, ни кружи, а дале курганов-то этих нету нам, холопям, дороги.

      Неуверенно, точно рассуждая вслух с самой собой, Клаша предложила вполголоса:

      – Нешто прикинуть отца подсуседником к твоим старикам?

      Губы Васьки передернулись горькой усмешкой.

      – Были старики, да все вышли…

      – Померли?

      – Мать померла, а отец…

      Он махнул рукой.

      – Да чего тут и сказывать!..

      Но сейчас же горячо зашептал:

      – Живали мы под Муромом-городом.