Розмысл царя Иоанна Грозного. Константин Шильдкрет

угомон вас возьми! – улыбнулся он, отступая.

      Беляница вскочил неожиданно и ударил противника ногой под живот.

      Шестак заревел, заметался по кругу и пал на колени.

      – Виноват, казни, князь-боярин! – взмолился он, протягивая окровавленные руки в сторону Ряполовского.

      Тешата со стоном рухнул наземь.

      Симеон ликующе сошел с помоста.

      – Одеть его в железы! – приказал окольничий, ткнув плетью в Тешату.

      Под бурный смех хозяина и гостей сына боярского уволокли в подвал.

      Князь на радостях шлепнул ладонью тиуна по голове:

      – Готовь пир пировать да кликни в трапезную боярыню с дочкой.

      Глава седьмая

      Скованного Тешату уволокли в посад, на торговую площадь, и поставили в одну линию с преступниками, приговоренными к правежу.

      Дьяк повернулся к восходу, осенил себя широким крестом и, перелистав судебник, прочел:

      «А кто виноват, солжет на боярина, или на окольничего, или на дворецкого, или на казначея, или на диака, или на подьячего, а обыщется то вправду, что он солгал, и того жалобщика, сверх его вины, казнити торговою казнию (бити кнутьем) да вкинути в тюрьму».

      Узник понурился и молчал. Дьяк ударил его по лицу кулаком.

      – Реки аминь, басурмен!

      Лицо сына боярского перекосилось от ненависти.

      – Не ведаю в том вины за собой, что боярин облыжно потварь возвел.

      Дьяк подал знак и отошел.

      Два ката внимательно оглядели батоги, пощупали их так, как гусляр пробует гусли, прежде чем ударить по струнам, и полоснули по обнаженным икрам Тешаты. В то же мгновение зловеще свистнул в воздухе лес батогов.

      Горячими жалами впились ремни в ноги людей, поставленных на правеж.

      К месту казни не спеша сходились посадские. Они привычно следили за головокружительными, едва уловимыми взлетами бичей и батогов, не выказывая никакого участия к совершаемому, и только когда стоны казнимых становились невыносимыми, немногие незаметно крестились под однорядкою и уходили.

      При первых же криках из клетей с веселым гиканьем высыпали полуголые ребятишки. Обгоняя друг друга, спотыкаясь и падая, они неслись по широким, вонючим улицам к торговой площади.

      Подьячие расталкивали локтями толпу и пропускали детвору наперед.

      – Тако со всяким сотворят, кой кривдой живет, – поучительно обращались они к ребятишкам и многозначительно поглядывали на взрослых.

      На краю торга орава подростков затеяла игру в правеж. Толпа позабыла об избиваемых и с наслаждением любовалась потехой.

      Шуточные камышовые батоги весело посвистывали в умелых руках и сухо чавкали по ногам.

      – Реви! – подбивали посадские.

      – Без боли не заревешь! – хохотали подростки.

      Мужики бросили на круг горсточку медяков.

      Жадно разгоревшимися глазами щупали играющие деньги, но не решались поднять их.

      Наконец, выступила небольшая группка ребят.

      – Токмо не дюже! – предупредили они, сжав