Розмысл царя Иоанна Грозного. Константин Шильдкрет

доставил.

      Лицо хозяина сразу стало серьезней и строже. В сиплом баске послышался оттенок участия:

      – Ты сядь, человек. Потолкуем по-божьи.

      Пошарив за пазухой, сын боярский достал узелок.

      – Не взыщи.

      Он отсчитал десять рублей и положил их на стол.

      – А в колымажке холст, да колико воску, да ржица.

      Данилыч недовольно покрутил носом.

      – А холст-то, выходит, твои людишки разбоем у хамовников взяли?

      – Что ты, Данилыч!

      Тешата повернулся к иконам.

      – Прими… Зернышка для себя в избе не оставил… Токмо что для окольничего приберег. – И, отставив два пальца, клятвенно прошептал: – Ежели одюжу боярина, всех людишек продам, до денги[25] тебе принесу, да еще две чети[26] пашни твоих.

      Горько вздохнув, недельщик примиренно махнул рукой:

      – Ладно уж… Токмо для тебя чем сила будет, ужо послужу.

      К вечеру Тешата и Данилыч приехали в город.

      У окольничего в избе, низко согнувшись, стоял отказчик из вотчины Ряполовского.

      Окольничий пересчитывал сложенные в стопочки деньги. Холоп отвесил земной поклон.

      – Не трудись, господарь. Денга в денгу – тридцать рублев.

      Но окольничий только зло покрутил головой и продолжал кропотливый счет.

      Недельщик взглянул в оконце и замер от зависти и восхищения. Тешата робко терся подле холопей, перетаскивавших из колымаги в подклет гостинцы.

      Стрелец просунул голову в полуоткрытую дверь:

      – Боярского сына приволокли.

      Не отрываясь от денег, окольничий приказал позвать недельщика.

      Данилыч шагнул через порог и сочно причмокнул.

      – Ты бы подсобил, Данилыч, чем зря глазеть. – И, с таинственною улыбкою: – Слюни-то подбери. Чай, и тебе доля тут полегла.

      Покончив со счетом, окольничий выделил несколько стопочек для недельщика, а остальные сгреб в мешочек и хлопнул в ладоши.

      – Веди подьячего и сына боярского, – бросил он сонно появившемуся у двери стрельцу.

      Заломив больно руки, слушал Тешата, как читает подьячий ссудную запись. На его выпуклом лбу проступил крупными каплями пот. По короткой шее вертляво скользила вздувшаяся синяя жила.

      – Повинен ты в том, что по сроце не вернул ссуду князю-боярину.

      – Облыжно, осударь, оговорил меня тот Симеон. Николи ссудной кабалы мы с ним не писали.

      Подьячий хихикнул в кулак и неожиданно плюнул в лицо Тешате.

      – Не вели печенегу[27] бесчестить меня!

      Стрелец и отказчик схватили Тешату за руки.

      Окольничий топнул ногой.

      – Ежели перстом шевельнешь, в железы обряжу!

      Подьячий обиженно сморщился.

      – Бесчестить честного можно. А сей по делом своим, яко та блудница. Глаголет же мудрость: плюй в очи блуднице, она же рече: се в очесах моих плювия[28] Божия.

      Пришибленный взгляд сына боярского тщетно бегал по лицам, ища защиты. Но никто не обращал на него больше никакого внимания. Взоры всех были устремлены

25

Д е н г а – полкопейки.

26

Ч е т ь – поддесятины.

27

П е ч е н е г – лизоблюд.

28

П л ю в и я – дождь.