Вот я. Джонатан Сафран Фоер

сложись, эту кухню он будет видеть и впредь. И все же его глаза стали подобны губкам, впитывающим детали, – полированная ручка ящика, шов в месте соприкосновения панелей из мыльного камня, наклейка «Особая награда за храбрость» на краю столешницы, с нижней стороны, выданная Максу за последний – чего никто не знал – вырванный молочный зуб, наклейка, которую видел каждый день по многу раз и не видел никто, кроме Аргуса, – ведь Джейкоб знал, что однажды до последней капли отожмет все эти последние моменты: они выйдут слезами.

      – Ладно, – сказал он.

      – Ладно что?

      – Ладно, я скажу тебе пароль.

      Он шмякнул телефон на стол с праведным возмущением, которое могло бы, если повезет, повредить систему, и добавил:

      – Но знай, что это недоверие ложится между нами навсегда.

      – Я это переживу.

      Джейкоб посмотрел на телефон.

      – Пытаюсь вспомнить, какой там вообще был пароль. Я его потерял сразу, едва купил. Я вообще не помню, чтобы включал его.

      Джейкоб взял телефон и внимательно посмотрел на него.

      – Может, обычный пароль семейства Блох? – подсказала Джулия.

      – Точно, – отозвался Джейкоб. – Конечно, я бы применил и-э-т-о-п-р-о-й-9. Ну-у… нет.

      – Хм… Конечно, нет.

      – Наверное, можно разблокировать его в магазине.

      – Наверное, и, ну просто наудачу, ты можешь написать первую букву заглавную, а вместо цифры написать слово «девять»?

      – Я бы так не написал, – сказал Джейкоб.

      – Нет?

      – Нет. Мы всегда пишем его одинаково.

      – А ты попробуй.

      Джейкобу хотелось выскочить из этого детского сна ужасов, но в то же время ему хотелось быть ребенком.

      – Но я бы так не написал.

      – Почем знать, кто бы что сделал на самом деле? Возьми и проверь.

      Джейкоб бросил взгляд на телефон, на свои пальцы, сжимавшие его, на дом, давивший со всех сторон, и Джулию, и в мгновенном порыве – столь же безотчетном, как подскок ноги после удара молоточком по колену, – швырнул телефон в окно, разлетевшееся вдребезги.

      – Я думал, оно открыто.

      А потом – тишина, сотрясшая стены.

      – Ты думаешь, я не знаю дороги к нам на лужайку? – спросила Джулия.

      – Я…

      – Трудно тебе было задать пароль посложнее? Такой, чтобы Сэм не смог отгадать?

      – Сэм копался в телефоне?

      – Нет. Но лишь потому, что ты невероятно везучий.

      – Ты уверена?

      – Как ты мог все это писать?

      – Что именно?

      – Вот об этом говорить уже поздно.

      Джейкоб знал, что момент упущен, и впитывал щербины на разделочной доске, кактусы между раковиной и окном, детские рисунки, приклеенные синей изолентой над мойкой и столом.

      – Эти сообщения ничего не значат, – сказал он.

      – Мне жаль того, кто способен сказать так много ничего не значащих слов.

      – Джулия, дай мне возможность объяснить.

      – Почему ты не можешь ничего не значить для меня?

      – Что?

      – Ты кому-то, а не матери своих