Вот я. Джонатан Сафран Фоер

все, что она ему вывалила: ее истерики, ее противоречия, слабость, лицемерие и злобность. Еще он хотел признать, что все сказанное Джулией правда, но дать поправку на обстоятельства – не во всем виноват он. Он хотел одной рукой вести кладку, а второй обрушивать на нее кувалду.

      Но вместо его голоса прозвучал голос Бенджи:

      – Вы где?! Кто-нибудь!!

      Джулия громко рассмеялась.

      – Чего ты смеешься?

      – Мой смех ничего общего не имеет с тем, что будто бы не все потеряно.

      Это был нервный смех протеста. Темный смех предвидения конца. Благоговейный смех зашоренности.

      Бенджи снова позвал в микрофон монитора:

      – Кто-нибудь! Кто-нибудь!

      Они замолчали.

      Джулия поискала в темноте глаза мужа, чтобы поискать в них.

      – Кто-нибудь!

      Слово на «н»

      Когда Джейкоб спустился, успокоив Бенджи, Джулия уже заснула. Или безупречно изображала сон. Джейкобу не спалось. Читать не хотелось – ни книгу, ни журнал, ни даже блог о недвижимости. Телевизор смотреть – тоже. Писать не получится. Мастурбировать тоже. Ни одно занятие не привлекало, все показалось бы постановкой, притворством.

      Он отправился в комнату Сэма, надеясь, что созерцание его спящего первого ребенка подарит несколько мгновений душевного покоя. Зыбкий свет выполз из-под двери в коридор, затем втянулся обратно: волны цифрового океана по ту сторону. Сэм, всегда бдительно оберегавший свою территорию, услышал тяжелые шаги отца.

      – Пап?

      – Один и без оружия.

      – Ага. Ты там стоишь? Тебе что-то нужно?

      – Можно войти?

      Не дожидаясь ответа, Джейкоб отворил дверь.

      – Риторический вопрос? – спросил Сэм, не отводя глаз от экрана.

      – Чем занимаешься?

      – Смотрю телик.

      – У тебя нет телика.

      – На компе.

      – Ну так разве ты не компьютер смотришь?

      – Конечно.

      – И что идет?

      – Да все.

      – А что ты смотришь?

      – Ничего.

      – Найдешь секунду?

      – Да: один…

      – Это был риторический вопрос.

      – А…

      – Как дела?

      – Это мы разговариваем?

      – Ну, я начинаю.

      – Все нормально.

      – Классно, когда все нормально?

      – Что?

      – Не знаю. Кажется, я где-то такое слышал. В общем… Сэм…

      – Единственный и костлявый[10].

      – Зачет. Короче говоря, вот что. Извини, что гружу. Но… Эта ситуация утром в Еврейской школе…

      – Я этого не писал.

      – Ага. Вот так.

      – Ты мне не веришь?

      – Тут дело даже не в этом.

      – Нет, в этом.

      – Было бы значительно легче все это разгрести, если бы ты предложил другое объяснение.

      – Но его нет.

      – Этот набор слов, в принципе, вообще ерунда. Между нами, меня бы вообще не волновало, если бы это ты написал.

      – Я не писал.

      – Кроме слова на «н».

   

10

 Автор обыгрывает оборот «the one and only» – единственный и неповторимый (англ.).